Ну и что теперь будет? Она села и тихонечко завыла.

Утро застало ее спящей на кресле в неудобной позе. Ноги затекли, скрюченное тело ныло, рука, на которой лежала голова, вообще онемела и перестала слушаться. Лига кое-как выпрямилась и сразу вспомнила все! Антон ее бросил! Обиделся и ушел! Мобильник она по-прежнему сжимала в руке. Вдруг муж на связи! Телефон отозвался женским голосом, сообщившим, что абонент временно недоступен. Временно. В этом слове теплилась надежда. Весь день, собирая чемодан и заодно наводя порядок в квартире, она звонила мужу. Безрезультатно.

Вечером, не выдержав телефонного молчания, уже было собралась ехать в Купчино.

И не поехала.

Поставила доверху набитый вещами чемодан у двери, пошла в спальню и легла спать. Завтра утром ей надо уезжать. Надо.

Маршрут построен

В аэропорту Риги она бывала не раз, поэтому довольно быстро прошла паспортный контроль, получила багаж и, найдя нужную стоянку, выехала в город. Автовокзал тоже ее не огорчил. Автобус до Межотне выехал по расписанию. Лига села в кресло и почувствовала, что волнуется перед встречей с Интой.

Сестру она не видела почти два года. За это время много чего произошло. Как они встретятся теперь? Будут ли по-прежнему близки, как положено двойняшкам?

Инта родилась на десять минут раньше и, как водится, считала себя старшей сестрой. Да Лига и не возражала. Она не любила верховодить, а Инта – наоборот. Мать дала им прекрасные имена: Инта – «фиалка», Лига – «нежная». По замыслу родителей в сумме должна была получиться «нежная фиалка». В результате Фиалка вышла бойкой, грубоватой и нахрапистой, а Нежная – слишком мягкой и абсолютно, как считали все, кроме отца, бесхарактерной.

Лиге никогда не нравилось ее имя. Как вы лодку назовете, так она и поплывет. Когда семья из-за работы отца перебралась в Петербург, в школе долго переспрашивали:

– Лига? Так и писать?

Даже продвинутая директор и та поучительным тоном заметила, что, выбирая ребенку имя, мы выбираем ему судьбу. Вот почему бы не назвать девочку Верой, Надеждой или Любовью? Папа покивал и не стал объяснять, что на латышском это будет – Тициба, Цериба и Милестиба. Неплохо для девочки?

Одноклассники тоже долго не могли привыкнуть к ее имени. Иногда стебались. Лига? Футбольная или хоккейная? На высшую не тянешь! Наверное, поселковая! Поселковая Лига! Или нет! Подъездная! Лига тощих подъездных кошек! И так далее.

Лига расстраивалась, конечно, но старалась прятать свою обиду, иначе задразнили бы окончательно. Так было всегда. Ее дразнили – она отмалчивалась, ее обижали – она терпела.

Старшая сестра, конечно, обижала чаще и изобретательнее других. У нее для мямли всегда было приготовлено немало приколов и подколов: одновременно или попеременно в зависимости от настроения.

Когда после окончания школы Инта неожиданно вернулась в Латвию и поступила в колледж, Лига сначала даже вздохнула с облегчением: одним обидчиком меньше. Но очень быстро заскучала. Стокгольмского синдрома у нее, конечно, не было, но связь, которая обычно бывает между близнецами, заставляла чувствовать себя как бы неполной, не целой. Инта, похоже, испытывала то же самое. Они часто звонили друг другу, разговаривая порой часами, и постепенно их отношения, по крайней мере на расстоянии, стали действительно сестринскими. Возможно, они просто повзрослели.

И тут Инта влюбилась в горячего латышского мачо по имени Эдгарс Эглитис, и ее жизнь понеслась совсем в другую сторону. Колледж она немедленно бросила, потому что хотела все время быть с обожаемым возлюбленным, тут же забеременела и, продолжая водить хороводы вокруг своего красавчика, родила. Появление сына не слишком изменило стиль отношений в паре. Инта по-прежнему крутилась то возле, то вокруг Эглитиса, а тот стремился из малюсеньких бизнесменчиков выбиться хотя бы в небольшие, поэтому все время отдавал работе и не торопился узаконить отношения с матерью своего ребенка.