Стараясь вырвать султана из гнетущих мыслей, я продолжил разговор:

– Этот Влад скрытен и мрачен не по годам.

– Не обращай на него внимания, – лениво отмахнулся Мехмед. – Влад не любит никого, кроме своего брата. Но он умен и чрезвычайно ловок. Думаю, что и в последнем нашем состязании он одолел бы меня, если бы не маленькая хитрость.

Султан указал мне на колчан, висевший у самого его пояса.

– Стрелы, которые мы использовали, я сделал сам, а, следовательно, знал их вес, длину и жесткость.

– Так значит, ты смухлевал? – шутливо погрозив Мехмеду, проговорил я.

Султан же оставался серьезен.

– «Удача любит подготовленных». Разве не этому ты учил меня?

– Ну конечно, – кивнул я, вспоминая фразу, произнесенную Яношем Хуньяди во время нашей последней встречи. Но где же была твоя удача в тот угрюмый осенний день, воевода…

Уже позднее, расспросив Влада Дракулу, я узнал, что сталось с остатками христианского войска после поражения при Варне.

Как только по полю разнеслась весть о смерти Владислава, валашский господарь понял, что битва проиграна, и дал сигнал к отступлению. Оставшийся на поле Янош Хуньяди счел этот поступок изменой, и когда, спасаясь от турок, он оказался во владениях Дракулы, то в отместку сжег несколько валашских крепостей, лежащих на его пути. Однако вскоре валахи изловили неукротимого венгерского воеводу и хотели уже передать его султану, вот только Хуньяди вновь удалось выкрутиться. Под покровом ночи мадьяры перебили стражу и вызволили своего командира. Вернувшись в Венгрию, Янош довольно быстро вернул себе прежнее положение, получив титул регента при новом малолетнем короле Ласло.

Эти новости ободрили меня. Я знал: если Хуньяди жив, он не оставит своей борьбы, а значит, очень скоро я услышу о новых грандиозных битвах, которые, быть может, изменят и мою судьбу…

1 сентября 1446 года

Сегодня я впервые впал в немилость у султана, и, лишь чудо помогло мне сохранить голову на плечах. Произошло это во время нашей обычной беседы.

Мехмед, пребывая в чрезвычайно хорошем настроении, приказал расстелить в саду богатые персидские ковры, на которых очень скоро появились золотые и серебряные блюда с превосходными кушаньями, а молодой слуга сновал, туда-сюда подливая в наши кубки освежающий щербет и запретное янтарное вино, вынесенное сюда по личному распоряжению султана.

– Вот скажи мне, Константин, – сказал Мехмед, откидываясь на подушки и подставляя лицо солнцу. – Ты ведь бывал во многих западных странах и наверняка разговаривал там с разными людьми. Что они думают об османах? Боятся ли они наших клинков и резвых всадников? Осмелятся ли они теперь бороться против нас или склонятся перед моей волей?

Понимая, что разговор должен быть долгим, я кивнул слуге и тот подлил мне еще вина. Сделав глоток, я произнес:

– Народы Запада, конечно, наслышаны о твоих могучих и многочисленных как звезды воинах, которые проносятся сквозь непокорные города, мешая землю с золой. Западные короли с тревогой смотрят на восток, опасаясь увидеть на своих границах твои знамена и услышать боевой клич османских солдат. Но даже страх перед твоей огромной силой не может сплотить эти народы вместе, так как они ненавидят и презирают друг друга гораздо больше, чем чуждых их богу иноверцев.

Мехмед выслушал мой ответ и некоторое время пребывал в молчании.

– Хватит ли у них сил устоять против меня, если я пойду против этих государств? – спросил он, наконец.

– Поодиночке ты их легко разобьешь, – ответил я. – Но едва ты начнешь одерживать верх, как вся Европа восстанет против тебя, и тогда произойдет великая битва, в который ты, государь, победить не сможешь.