– Сейчас всех демонов побьют! – злорадно объявила Тертятко-нэ. – Мужчины взялись за оружие!

Маюни оказался как раз впереди, когда из большого двускатного чума, крытого единой шкурой одного огромного зверя и увенчанного клыкастым черепом на коньке, высыпала огромная армия сир-тя, вооруженных грозными палицами со вбитыми в оголовье острыми камнями, ринулась на казаков. Мальчик невольно сглотнул, поднял саблю, выданную атаманом после зачисления в ватагу.

Размалеванные сажей и охрой враги набежали и…

И он невольно зажмурил глаза.

Стук, чмоканье, звон, протяжные стоны… Маюни открыл глаза и увидел, как Матвей Серьга шарахнулся вбок, уворачиваясь от падающей дубинки, рубанул сир-тя по затылку, тут же уколол в грудь второго, еще только заносящего оружие над головой, отпрыгнул от третьего, врезавшись в мальчика, вместе с ним грохнулся на землю, заорал:

– Чего застыл, остяк?! Отбивайся!

Справа и слева, насколько хватало глаз, казаки отчаянно бились с сир-тя, не отступая ни на шаг, хотя врагов явно было больше, причем намного. Чуть в стороне стоял Ганс Штраубе с винтовальной пищалью и тремя лучниками, холодно глядя на кровавую сечу. Он не вмешивался в схватку, но немедленно указывал лучникам на появляющихся в виду врагов с золотыми дисками на груди – и те тут же падали под стрелами. Сам немец стрелял редко – только по самым далеким врагам.

– Ахха-а!!! – Сир-тя с выпученными глазами попытался ударить в бок Ухтымку, не обратив внимания на упавших врагов. Серьга, лежа, пнул его под колено, сбивая с ног, резко поднялся, тут же припал на колено, пропуская над головой очередную дубинку, подрубил руку, вскочил, добил раненого врага. Встретил другого.

Дубинка с отрубленной рукой шлепнулась рядом с Маюни, и мальчик в ужасе впился взглядом в медленно разжимающиеся пальцы. Услыхал сбоку грозный рык, ощутил движение и, повинуясь скорее инстинкту охотника, нежели навыкам воина, подхватил дубинку, метнул в сторону опасности. Оружие столкнулось с оружием, сир-тя замялся, промахнувшись по мальчику – и Маюни, спасая свою жизнь, в отчаянии со всей силой ударил его саблей. Острый клинок вошел в тело с неожиданной легкостью, враг охнул… И жуткий могучий сир-тя превратился в жалкий кусок мяса.

– Да-а!!! – Мальчик повернулся, держа в левой руке дубинку, в правой саблю, и теперь уже бесстрашно посмотрел на извечных врагов обитающих на Оби племен.

– Ч-черт! – Ухтымка, пятясь, споткнулся о труп, упал на спину. Сир-тя, подскочив, занес над головой дубину.

– Нет! – Маюни метнулся на помощь, вытянул вперед саблю, коля врага не в тело, а в руку. Но этого хватило, чтобы сир-тя опоздал с ударом, – казак, извернувшись, уколол его в живот, вскочил:

– Спасибо, остяк!

Ухтымка тут же ринулся в новую схватку, а Маюни чуть помедлил и прыгнул к Серьге, к которому сир-тя подбирались сзади, подставил свою дубинку под удар, закричал, размахивая саблей. Казак обернулся, присел, подрубая врага поперек груди, вскочил, отмахнулся от дубинки второго врага, ударил его ногой в пах, тут же рубанул промеж лопаток согнувшегося от боли дикаря. Справа от Маюни Ухтымка весь выгнулся, пропуская дубинку за спиной, но неудачно: она прошла прямо по телу, разодрав кафтан и глубоко вспоров кожу. Паренек закричал от боли и крутанулся. Сверкнула сабля, голова сир-тя скатилась на землю, а молодой казак запрыгал, мотая головой:

– Ух ты, как больно-то! Посмотрите кто-нибудь, что там? Я жив? Меня убили?

Казаки опустили оружие, недоверчиво поглядывая по сторонам. Битва кончилась, больше на них никто не нападал. Уцелевшие сир-тя попрятались, над селением повисла тишина.