Александр Желтоухов[46]:

– Где-то часа в два ночи был отдан официальный приказ о начале операции в пять часов. Снайперы выдвинулись на позиции сразу. Группами по два человека мы окружили больницу.

Я встал в пару с нашим бойцом из Краснодара. Наша позиция была со стороны телевизионной вышки и главного входа – по этому направлению должна была выдвигаться краснодарская группа. Мы вышли по садам и залегли прямо в поле. Время было уже три часа, по полю ползли мы очень медленно, ведь наше передвижение хорошо просматривалось из окон.

В 4.45 я получил запрос от краснодарской группы, готов ли я начать огонь и прикрыть их. Я сказал, что готов, вижу всё хорошо, но ещё не наступило время штурма. И буквально через пять минут началась стрельба со стороны войск МВД. Я повернул голову назад, смотрю, по полю несётся краснодарская группа. Но не стреляя, а просто перебежками, в шахматном порядке, и несут лестницу – первый этаж чеченцы завалили матрасами. Пробегают мимо меня, абсолютно не замечая, – я был в специальной маскировке. Со стороны больницы началась автоматная стрельба. Я прицеливаюсь, валю одного человека и сразу второго, который вместо него появился. И после этого начинается такая стрельба, что у меня на бруствере (я выбрал естественную ложбинку в поле) земля просто закипает от пуль. Рядом стояла железяка какая-то, вроде железнодорожной рельсы, так её тоже сразу в нескольких местах пробило пулями. Я удивился: не должны были они меня заметить. Сменил позицию.

Спереди обстрел прекратился, но тут закипел песок с тыла. Вот, думаю, интересно, как это с тыла меня достают? Делаю запрос: мол, кто у меня находится сзади? Свои. Лётчики местные. Вот что потом мне рассказали наши бойцы, которые после моего запроса туда побежали: «Приходим, – говорят, – а они совершенно пьяные. Объясняют: “У нас в больнице друзья в заложниках, их сейчас расстреляют за то, что вы штурм начали”». В общем, ещё минут пятнадцать я там ползал под пулями родными, пока наши не разобрались.

Тем временем краснодарцы подобрались вплотную к больнице. Там стоял забор такой, из сетки. По сценарию штурма должен был подойти БТР и проломить эту сетку, но он задержался. Мужики стоят там под шквальным огнём. Я чем могу им помогаю, веду огонь по всполохам выстрелов. Наконец, выехал бронетранспортёр. Только он появился и дал первую очередь, тут же со стороны больницы – выстрел из гранатомёта. По нему не попали, но он задрал ствол вверх, пулемёт заклинило: технике-то уже чуть ли не тридцать лет. Смотрю, у водителя «очко» сыграло и БТР стал отползать назад. Он, конечно, мог продавить забор и так, без огневой поддержки, будь водитель по-опытнее. Потом его, конечно, сожгли бы, но и дело сделать, и спастись при определённой сноровке можно было. Краснодарцам же пришлось сменить позицию: они откатились под укрытие и оттуда продолжили вести огонь^>[50].

Нам повезло, что у басаевцев не выдержали нервы. Они открыли огонь, когда мы только начали выдвигаться по открытой местности, поэтому большинство успело укрыться за котельной. Если бы бандиты подпустили нас ближе, половина подразделения легла бы на месте.

Юрий Дёмин:

– Мы шли, словно «тевтонские рыцари»: в увесистых бронежилетах, при этом быстро передвигались, и это тихой степной ночью было здорово слышно. Первая группа – Владимир Соловов, Фёдор Литвинчук и Андрей Руденко. Как только они вышли на открытую местность, тут же попали под пулемётный огонь. Плотность огня была такая, что постоянно били фонтанчики. Я понимал, что сзади идёт ещё больше сотрудников, и если мы сюда сейчас всем скопом заберёмся, то нас на этой площади всех и положат. Хотя мы уже практически вышли… Пришлось остановиться. Смотрю, Соловов побежал влево. Я разворачиваюсь, останавливаю отделение и говорю, что нужно перегруппироваться и обойти с другой стороны.