– Здрав будь, боярин, – послышался вблизи знакомый голос. Василий повернулся и увидел старого друга, проходящего через калитку.

– Давненько мы уже не виделись, боярин Святослав.

– Да, давно, – обнимал его друг, – но теперь не время прятаться. Настал черёд выйти из тени. Долго на меня вели охоту за дружбу с волхвами, а теперь вот сами позвали на службу. Готовы идти на любые условия.

– Это кто же?

– Верховный волхв Богомил, кто же. Обещает дружбу со мной и с волхвами, просил меня, чтобы оказал ему посильную помощь в борьбе с Добрыней.

– С Добрыней? – удивился Василий и злобно усмехнулся, – теперь они стали врагами? Хорошо, пусть поубивают друг друга.

– Это в тебе, мой крёстный брат, говорит отчаяние. А ведь Богомил протягивает и тебе руку дружбы. Теперь он хочет того же, что и ты, свободы для Новгорода, для дружины. Волхвы ещё с ним не говорили, боятся, не доверяют. Да и нет их в городе. Но если мы с тобой сейчас соберёмся и покажем свою силу, то потом колдун пойдёт нам навстречу.

– Что ты предлагаешь мне, Вольга? – сжимал кулаки Василий, – колдуны отца моего загубили, принесли его в жертву, как скот.

– Клевета, Вася. Я узнал, что не колдуны то были. И не по их приказу. То был чародей Вахрмей-собака. Оборотень, вождь белых волков. Он набрал уже целую армию упырей, при помощи которых пытается давить на колдунов. Ничем не брезгует, пёс. Его Добрыня тогда и уговорил принести эту грязную жертву. Тогда Вахрамей со своим кланом состоял в союзе чародеев, а теперь и союза больше нет, и чародейского войска. Так что руки наших колдунов здесь чисты.

– Столько лет, столько лет я думал, что это они, – поднялся на ноги Василий. – Симаргл тебя побери, Святослав. Я ведь им много зла причинил, и Угоняй теперь мой злейший враг. Мы дали слово друг другу встретится в поединке и сразится насмерть. А теперь ты предлагаешь мне стать с ним в один строй.

– Против Добрыни, против обращения Новгорода в христианскую веру. Как победим общего врага, тогда и отдашь ему долг чести. Сейчас же нужно выполнить свой долг перед дружиной.

– Дружина-то, поди, вся останется со Стояном, будет поддерживать Добрыню.

– Будет, но тайно будет на стороне Соловья. Добрыня здесь чужак, и христиане здесь чужаки, изгоним же их.

– А как же Костя Новоторжанин? Он мой брат, так же, как и твой.

– С Костей ничего не будет. Сдастся в плен, а потом мы его выручим. Давай же, Вася, решайся. Десять лет назад Добрыня уже устроил здесь крещение, нельзя, чтобы это повторилось. Новгород – это не уличная девка, чтобы каждые десять лет веру менять. Свергнем Добрыню, будем добиваться, чтобы мой отец, твой крёстный отец стал новым посадником. Я уже обговорил это с Угоняем, он не против. И тогда другая жизнь начнётся, тебя в дружину возьмут, кончатся твои мучения.

– Эх, Свят, Свят. Так и быть, друг, я с тобой. Но только сражаться я буду не под началом Чурилы, а сам, своим отрядом.

– Как скажешь.

И старые друзья пожали друг другу руки. Пришло время идти в бой, и на этот раз не в шутовском колпаке и длинной красной рубахе, а в настоящей кольчуге и в шлеме. Мастерские Бориса Вольги делали отменные кольчуги, несколько таких его сын принёс своему другу.

Нужно сказать, что Костя Новоторжанин, несмотря на все притеснения христиан со стороны язычников, в то лето чувствовал себя счастливым. Любимая жена Ольга недавно объявила ему, что ждёт ребёнка. Скоро Костя должен был стать отцом, и жизнь для него обрела теперь новый смысл. Когда в Новгороде начался переполох, будущий отец семейства стал готовиться к худшему, ни на мгновение не расставался с кинжалом и всегда одевал кольчугу, когда выходил из дому, всегда был на стороже. Ольга тревожилась за мужа, но он успокаивал её, мол, это так, на всякий случай. Однажды ночью в их дверь раздались настойчивые стуки. Ольга проснулась первой и принялась будить своего мужа. Костя, продирая глаза, спешно нацепил на себя кольчугу, взял кинжал и направился ко входу. Когда он открыл дверь, то увидел несколько знакомых лиц, укутанных в тёмное облачение. Когда они вошли, хозяин дома окончательно признал священников из клира отца Иоакима.