Что главное в гудошничаньи. Способность издавать звуки любой частью своего тела. Это почти не условность. В каком-то смысле ты действительно можешь издавать их всем телом. Но большую часть таких звуков будет не слышно. И вообще, сам звук все-таки рождается где-то в голосовых связках. Но не выпускается наружу, а пропускается сквозь тело. И ты сам чувствуешь, как он течет по телу вместе с твоими вниманием и усилием. И при этом, если ты прогудел насквозь свою руку и потом передал это гудение другому, он начинает чувствовать, как у него загудела рука.

Загудела – не значит зазвучала. Часто мы говорим: у меня ноги гудят от усталости, – подразумевая не звучание, а мелкую-мелкую дрожь. Вот нечто подобное и передается в тело другого человека.

Дрожь эта – как передающая основа. На нее можно наложить плясовую или песню. Дрожь заставляет тело двигаться, избавляясь от себя. Но если поверх гудения наложена музыка, тело избавляется от него в соответствии с музыкой. Так рождается плясовая или совместное пение.

В сущности, ты передаешь образ движения и звучания. И человек пропускает его сквозь свое тело, воплощая в жизнь. Ничего сверхъестественного.

Один из моих последних учителей, о котором я рассказываю под прозвищем Поханя, показывал мне, как прогуживать женщину-плясунью. Они с его женой – тетей Катей – решили показать мне, как плясали женские пляски, и он со смехом предложил ей тряхнуть стариной, прогудеть ее. Я даже не могу передать, что произошло с ее лицом, когда он это сказал. Она мгновенно изменилась и ушла в какую-то глубь, а глаза засветились… Видимо, это воспоминание было ей очень дорого.

А потом я понял почему. Поханя сидел на скамье, а она сначала стояла перед ним. Он брал каждый ее пальчик и словно бы дул в него какую-то народную песню. Не могу сейчас вспомнить, какую. По звучанию она была похожа на «По Дону гуляет», но незнакомая. И он вдувал эту мелодию ей в пальчики. Сначала на руках. Потом она села на скамейку рядом с ним, и он начал гудеть сквозь пальцы ее ног. Ноги она успела сполоснуть. Он просто пел про себя эту песню, а она подпевала ему, закрыв глаза…

А потом она начала двигаться… Я даже не могу сказать, что она плясала. Это было какое-то совсем иное действо, я только помню, что всего лишь глядел на нее, а меня не держали ноги, и в глазах все плыло…

Я пару раз повторял это на своих семинарах, и помню, что даже после моего прогуживания, причем, не полного – ноги я не гудел – воздействие от этого пляса было очень сильным. Единственное, что остается, когда он заканчивается, вопрос: как вообще возможны многие из тех движений, которые исполняет пляшущая женщина?!.

Впрочем, мне сейчас важнее подвести вас не к мысли о том, что в русской народной культуре было утеряно очень много чудесного, что позволяло видеть человека совсем иным. Гораздо важнее уже прозвучавшая мысль: гудошничанье всего лишь позволяет передать образ из одного сознания в другое с помощью тела, которое звучит. Звуча, оно воплощает образы в другие тела. И это совсем иной способ передачи образов по сравнению с теми, которые мы сейчас иностранно называем информационным обменом.

Это образы другого порядка. Впрочем, если одна мембрана в трубке телефона может передавать звук на другую мембрану и при этом сохранять образ, воплощенный в звуке, принципиально ничего невозможного в передаче образа от тела к телу с помощью гудошничанья нет. Только образы эти передаются более объемными – они не только звуковые, но и двигательные. Иными словами, этот способ передачи позволяет воплощать гораздо более глубокие образы, чем пока способна делать техника.