– Какая чушь! Это пейзаж!

– Об этом мы с вами поспорим в ином месте. Прошу вас! – выражение лица высокого молодого человека вдруг стало чрезвычайно строгим.

– Позвольте, но я художник, моя фамилия Зыбицкий, я австрийский подданный, я имею диплом, подорожную…

– Будьте любезны.

– Извольте…

Пока важный незнакомец вертел в руках документы австрийского подданного, тот продолжал оправдываться:

– Несколько дней назад я был в Вильно и получил заказы от некоторых местных помещиков. Я сейчас направляюсь к ним писать портреты. Это может подтвердить, например, господин Сакович, который ждет меня у себя сегодня. Вполне естественно для художника остановиться в столь живописном месте и сделать наброски…

– Господин Сакович, вы говорите? – переспросил незнакомец, переставший обращать внимание на слова художника, как только услышал эту фамилию. – Константин Сакович из села Старосаковичи?

– Да, – удивленно ответил художник, озираясь по сторонам.

Этот ответ вызвал у высокого господина целую бурю восторга.

– Ха-ха-ха! Солитэр! Славно складывается пасьянс! Все одно к одному! – хохотал он, и его короткие усы задорно топорщились. – Вам повезло, господин шпион, нам по пути. Сначала я думал сдать вас ну хотя бы командиру этой пионерной роты, но раз вы направляетесь в Старосаковичи, к пану Саковичу, то поедем вместе… Эти пионеры-землекопы еще упустят тебя, чего доброго. А в Старосаковичах ты мне пригодишься. Ваши документы я пока оставлю себе.

– Но какое вы имеете право? Кто вы, собственно, чтобы распоряжаться?

– Я занимаю важный пост при главном штабе. Надеюсь, вам этого достаточно? – сказал господин, на минуту придав лицу прежнее выражение напускной важности, после чего он продолжал говорить с таким видом, будто художник должен разделять его радость: – А ведь я подошел сюда только потому, что распорядитель работ сказал мне, будто тут обедают старосаковичские мужики. Мне нужен был проводник, а фортуна повернулась так, что довелось поймать бонапартовского шпиона и к тому же друга господина Саковича!

– Не смейте называть меня шпионом! Если ваш чин дает вам право проверять мои документы, то вы это сделали. Вы убедились – мои бумаги в порядке, так что на сим…

– То-то, что бумаги. Паспорт сами рисовали, месье портретист? Паспорта иностранцам сейчас более чем на один месяц не выписываются, а у вас он действителен на четыре! – с каждым произнесенным насмешливым господином словом его «пост при главном русском штабе» словно становился все важнее и важнее.

– У меня подорожная за подписанием литовско-виленского губернатора Багговута…

– … В коей тоже ничего не говорится о том, что вы следуете на переправу через Березину с целью снятия плана фортификационных сооружений, – продолжал куражиться важный господин. Дав понять, что спорить с ним бессмысленно, он обратился к перепуганной артели:

– Что, мужики, вы действительно крестьяне пана Саковича?

– Так, пан офицер, – ответил Прокоп.

– А кто из вас хочет домой?

Мужики настороженно молчали.

– Не думайте, сюда вы уже не вернетесь, я все устрою. Да вот ты, носатый, – обратился он к Василию, – покажешь мне дорогу к твоему пану? В коляске поедем.

– Отчего ж, коли вы с начальством тутошним устроите…

– Да я уже договорился. Так что обедай, а я тебя жду в коляске, вон она, у самого моста. А вы следуйте за мной, господин Зыбицкий.

– Но я уже нанял еврея с повозкой, я ему рубль должен… – пробормотал художник, понимая, впрочем, что при этом он даже не за соломинку хватается, а за воздух. Рубль, на который даже бутылку шампанского в виленском ресторане не купишь, никак не остановит решительного господина.