– О, как же мне поступить? – беспомощно спрашивала она. – Если бы Дебора была жива, она бы знала, что делать с гостями-джентльменами. Нужно ли мне положить бритвы в его туалетную? Боже! Боже! Я ничего не умею. Дебора все это умела. А ночные туфли, щётка для одежды?

Я предположила, что вполне возможно, все это он привезет с собой.

– А после обеда, откуда мне знать, когда нужно встать и оставить его с вином? Дебора все это делала так хорошо, для неё это все было элементарно. Как ты думаешь, захочет ли он кофе?

Я взяла на себя приготовление кофе и сказала ей, что должна научить Марту уметь прислуживать, в чем, нужно признать, она совершенно не смыслит, и что, без сомнения, майор и миссис Дженкинс не осудят ту скромную жизнь, которую ведет дама в провинциальном городе. Но мисс Матильда переживала и волновалась. Я взяла пустые графины и принесла две новых бутылки вина. Мне не хотелось, но она присутствовала, когда я учила Марту, и вставляла противоречивые указания, которые вызывали путаницу в голове у бедной девушки, которая стояла с открытым ртом, слушая нас обеих.

– Обнеси овощи по кругу, – говорила я (это было глупо, я теперь вижу, все должно было быть проще и спокойнее), а тогда, глядя на неё, сбитую с толку, я добавила: – Возьми овощи, обойди всех людей и дай им возможность взять самим.

– И не забудь в первую очередь подойти к дамам, – вставила мисс Матильда. – Всегда, когда тебя зовут, сначала иди к даме, затем к джентльмену.

– Я так и сделаю, как вы сказали, мэм, – сказала Марта, – но мне парни больше нравятся.

Мы почувствовали себя неуютно и были шокированы заявлением Марты, однако я не думаю, что она имела в виду что-то неприличное. В целом все было хорошо, она прислуживала, помня наши указания, только один раз, обнося всех блюдом с картофелем, подтолкнула локтем майора, когда он замешкался, прежде чем взять картофель.

Майор и его жена оказались скромными, непритязательными людьми, несколько вялыми, какими, мне кажется, бывают все люди, приехавшие из Восточной Индии. Мы были несколько испуганы тем, что они привезли с собой двух слуг, камердинера-индуса для майора и крепкую пожилую служанку для его жены; однако слуги ночевали в гостинице и, кроме того, сняли с нас большую часть хлопот, сами позаботившись о комфорте своих хозяев. Марта, конечно, не переставала пучить глаза на восточноиндийский белый тюрбан и тёмный загар индуса, я заметила, что и мисс Матильда старалась не смотреть на него, когда он прислуживал за обедом. Когда они ушли, она спросила меня, не напоминает ли он мне Синюю Бороду. В целом визит прошёл нормально, и даже сейчас мы с мисс Матильдой иногда вспоминаем о нем, а в то время это сильно взволновало Крэнфорд, и даже апатичная почтенная миссис Джеймсон проявила интерес, когда я зашла навестить и поблагодарить её за добрые советы, которые она соблаговолила дать мисс Матильде по устройству туалетной джентльмена, советы, которые, должна признаться, миссис Джеймсон давала в манере скандинавских пророчиц: «Оставьте меня, оставьте меня в покое».

А сейчас я перехожу к истории о любви.

Оказывается, у мисс Пол был двоюродный или троюродный брат, который много лет назад сделал предложение мисс Матти. Сейчас этот кузен жил в четырёх или пяти милях от Крэнфорда в собственном поместье, но его средства были недостаточными, чтобы занимать более высокое положение, чем фермер, и тем более изображать «гордость, прикидывающуюся скромностью»; он отказался перейти, как это делали многие, из своего класса в ряды помещиков. Он не разрешал звать себя «Томасом Холбруком, эсквайром»; он даже отсылал назад письма, надписанные таким образом, объясняя крэнфордскому почтальону, что его зовут мистер «Томас Холбрук, фермер». Он отказывался менять что-либо в порядках своего дома, дверь его дома была всегда раскрыта настежь летом и плотно закрыта зимой и не была снабжена ни молотком, ни колокольчиком. Чтобы войти в дом, если дверь была на замке, он стучал кулаком или набалдашником трости. Он отвергал всякую тонкость обхождения, которая не имела таких глубоких корней в человеческой природе, как, например, как доброта и благородство. Если рядом не было больных, он не видел необходимости понижать голос. Он в совершенстве говорил на местном диалекте и постоянно использовал его в разговоре, хотя мисс Пол (которая рассказала мне все это) тут же добавляла, что так прекрасно и с чувством читать не умел никто другой, кроме покойного священника.