Эта же цифра содержалась и в акте проверки Внешторгбанка Счетной палатой – с учетом всех накруток – 40 миллионов долларов. И это при всем при том, что стоимость аналогичного Ил-96-300, подготовленного к продаже для другой известной зарубежной авиакомпании, с учетом всех переделок, замены всего оборудования вплоть до унитазов, технического оснащения и многого другого составляла примерно 30 миллионов долларов.

Обратите внимание: это цена не только отделки лайнера, в эту сумму вошла и стоимость… самого самолета.

Вскоре выяснилось, что при «официальной» стоимости начинки президентского лайнера в 40 миллионов долларов швейцарскому субподрядчику, выполнившему все работы, было перечислено лишь 13 миллионов. К такому выводу пришел женевский следователь Даниэль Дево, изучив изъятые в ходе обысков документы и проанализировав движение капиталов по некоторым счетам.

Куда же подевались оставшиеся почти 27 миллионов долларов?

Как сообщил Дево, в основе «дела о президентском самолете» лежат показания Агима Джинали, албанца из Косово, который был одним из руководителей компании «Мабетекс». В 1994 году он вышел из «Мабетекса» вместе с Виктором Столповских и стал правой рукой последнего в «Меркате», пока не разорвал с ним отношений в 1998 году. Продолжив «копать» дальше, Дево нашел документы, согласно которым 10 из 27 миллионов Столповских оставил себе, остальные пошли на «подкормку» высокопоставленных деятелей. В общем, сюжет с «бортом № 1» в точности повторил историю с получением «Меркатой» и «Мабетексом» контракта на реконструкцию Большого Кремлевского дворца. В обоих случаях конечными получателями «отката» оказались практически одни и те же люди.

Вплоть до начала 1996 года мои отношения с властью можно было назвать вполне нейтральными. Все поменялось в дни предвыборной президентской гонки. Стало проявляться недовольство власти моей деятельностью.

Первой из причин для такого недовольства оказалась пресловутая чубайсовская картонная коробка из-под бумаги для ксерокса с более чем полумиллионом наличных долларов, обнаруженная в дни второй предвыборной кампании Ельцина. Мне намекали тогда, чтобы я сразу же арестовал Коржакова и Барсукова, – я этого не сделал. Чубайс утверждал, что вся эта история – провокация КГБ.

Однако следствие показало, что деньги были самыми что ни на есть реальными. Сторонники Чубайса настаивали, чтобы я прекратил следствие. Но я продолжал расследование, и мы сумели обнаружить много интересной информации по поводу финансирования президентской кампании. Вскоре следствие имело довольно точное представление, сколько денег было потрачено на президентскую кампанию, кто ее финансировал, как и откуда деньги приходили.

В официальных финансовых отчетах вся эта информация отражена, естественно, не была. Для нормальной судебной власти этих фактов было бы вполне достаточно, чтобы признать выборы недействительными и оспорить результаты победы Ельцина. Но это для нормальной страны, не для нашей.

Свое недовольство Кремль проявлял и по поводу моих действий в отношении Березовского. Это сейчас Березовский не в фаворе, а тогда он был в пике своей силы и имел неограниченные возможности: с ним заигрывал Путин, он «съел» Ковалева. В те дни Березовский делал в стране все, что хотел. Возбудить против него дело было таким же поступком, как и начать расследование против Бородина.

Я понимал это, но дело «Андава» – «Аэрофлот», по которому одним из главных героев проходил Березовский, все же возбудил. Тогда же я принял решение об аресте Березовского и заключении его под стражу.