ВОПРОС: И вы выбрали этот путь?
ГОРЯЧЕВА: Да. Хотя, конечно, мне было сложно на это решиться. Вы понимаете, я не антисемитка и муж тоже. Мы выше этого. Но все-таки…
ВОПРОС: Извините, Лариса Максимовна, что я вас перебиваю. Прежде чем перейти к евреям, я хочу уточнить: почему вы отвергли первый путь? У вас есть какие-нибудь основания подозревать КГБ в подготовке покушения?
ГОРЯЧЕВА: У нас есть основания подозревать всех! Потому что когда мы начинали перестройку, мы даже не подозревали, на что наткнемся! Вы думаете, мы знали, насколько ужасно положение страны буквально во всем?! Никто не знал, уверяю вас! Могу я встать, походить? Я, когда хожу, лучше соображаю… Понимаете, Аня, Сталин, Хрущев и Брежнев создали такую колоссальную машину обмана населения всякими победными звонами, что эта машина уже работает сама и обманывает даже ее хозяев! Причем буквально во всем, честное слово! Например, сорок лет назад эта машина придумала такую инструкцию: если в детском садике или в школе возникает холера или еще какая-нибудь эпидемия, то пока число жертв не достигло десяти человек, сведения об этих заболеваниях не передавать в Министерство здравоохранения, а сами смерти квалифицировать по иным, случайным причинам! Понимаете? Тиф, чума и холера гуляли по стране, дети умирали, а официально, по данным, которые Министерство здравоохранения передавало в ООН и в Политбюро, – у нас нет никакой детской смертности и вообще – никаких эпидемий! Стерильная чистота от Балтики до Камчатки! Дети болеют только насморком, да и то очень редко… И так во всем – в промышленности, в науке… И Хрущев этому верил, и Брежнев, да и мы с мужем! «Наша система имеет отдельные недостатки, но все равно она самая лучшая в мире! Социализм и коммунизм – высшая ступень развития человечества!» Ну и так далее… Я, Михаил, вы – мы выросли на этом, это у нас в крови. Поэтому мы начинали перестройку, имея в виду перестроить кое-что, отдельные недостатки – центральное планирование, например. Но когда мы дали газетам гласность и они ринулись освещать реальное положение дел во всем – в экологии, медицине и даже в армии, – Господи, ведь волосы дыбом! Это как у хирурга, который собрался вырезать больному аппендицит, а когда вскрыл ему живот – ахнул: у больного рак по всему телу!.. К чему я это говорю?
Она остановилась посреди комнаты и взглянула на меня строго и чуть исподлобья – так лектор проверяет, слушают ли его студенты. Я вспомнила, что «голоса из-за бугра» передавали: Горячева тридцать лет была преподавателем марксизма-ленинизма, из них последние семь лет – даже профессором в МГУ. Почему-то в наших газетах при всей нашей гласности о Ларисе Максимовне Горячевой еще не было напечатано ни слова, хотя на Западе про нее пишут почти каждый день. Так, во всяком случае, говорят все «вражеские голоса», а с их слов – вся наша страна, которая любой слух молниеносно разносит от Балтики до Камчатки с помощью обмена сплетнями в ежедневных очередях… Не знаю, слушали ли лекции Горячевой ее студенты в МГУ, но я ее сейчас слушала. Больше того, я следила за каждым ее шагом по моей комнатухе, стараясь по быстроте ее речи, жестикуляции и резкости походки определить степень ее психоза. Что с ней – просто душевная истерика человека, измученного манией преследования, или что-то серьезней? Конечно, я не врач-психиатр, но и мы, следователи, по курсу «Судебная психиатрия» изучали разные отклонения в психике человека…
ВОПРОС: И все-таки, Лариса Максимовна, имеете ли вы какие-нибудь конкретные данные, чтобы подозревать КГБ в подготовке покушения на вас и товарища Горячева?