Эта трагедия не волновала РК и РИК н/д, их безответственность меня возмущала, а им все сходило с рук, коммунисты эти были твердолобые, имели отдувавшихся за них козлов отпущения.

Я же сказал себе: «Если не ты, кто их спасет?» и, засучив рукава и штанины, взялся за дело. В Зооветснабе закупил широкие ремни – шлеи конские, резиновые бутылки, необходимые лекарства для стимуляции желудочно-кишечной деятельности. Нашел чистые 300-литровые железные бочки. В совхозе «Шалинский» мы приобрели люцерно-клеверную муку, комбикорм. Все это дозировано засыпали в бочки с лекарствами, способствующими перевариванию корма, заливали горячей водой и тщательно перемешивали…

Скот подвешивали на шлеях, чтоб поза стоячая была. В бутылках резиновых брали пойло, и через беззубый край заливали в горло по 3–4 порции. И так в сутки 3 раза, с промежутками 2,5–3 часа. Я на фермах буквально дневал и ночевал. И так 1,5–2 месяца, пока у коров появилась жвачка, и скот уже сам начал брать корм, поданный в ясли. А вскоре и на ноги встал. Фермы ожили в Цацан-Юрте и Гельдыгене. (В скобках замечу, что это те места, где когда-то Деникин свирепствовал, мне об этом местные старики рассказывали).

За все время моего пребывания на фермах (и в совхозе) никто так и не приехал из района. Меня же коммунисты, с подачи председателя КНК района Алиева Султана, избрали секретарем парткома совхоза. Вопреки мнению РК КПСС, с висячим «строгачом» за «карьеризм». Алиев дал им отповедь. Да, он был таким всегда на бюро, пленумах и партактивах – настощий Къоман Къонах. У нас с ним была бескорыстная дружба с 1963 года, продолжавшаяся почти полвека. К великому сожалению, он умер. Он обязательно в раю. Иншаа Аллаh (с.в.т.). Меня в райкоме просили подать заявление о снятии упомянутого выговора.

– Я его не просил у вас и не заслуживал. Моя карточка у вас, и делайте, что хотите, я беспартийным проживу и не хуже сверстников. А под конец процитировал «НицкIа но некI бьутта хьекIална!» («Сила уступает дорогу уму!») – слова из постановки «Храбрый кикила» – грузины создали эту пьесу в которой шла речь о подобных подлостях.

Вот так-то.

Совхоз «Автуринский» специализировался на табаководстве – это очень коварное производство. Весной табак распускал множество широких длинных листьев. Однажды едем на «ГАЗ-69». Впереди – директор, я – сзади. Он, показывая на табак, пышно растущий на полях 1-го отделения (с. Автуры), произносит:

– Комиссар, это наши деньги!

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь! – напомнил я ему русскую пословицуу. – В шелководстве так бывает. Из грены – а это зернышки, меньше икринок осетровых, вылупляются в инкубаторе гусеницы, им дают листья тутовника, и они растут как на дрожжах, огромные по сравнению с греной. Прожорливые, лоснятся. Ну, думаешь, быть большому шелку. Ан – нет. Тля их съедает! Гибель массовая – до кокона доходят иногда всего 10–15 %. Так и с табаком. Осенью лист табачный покрывается плесенью, скручивается и зачастую гниет. Это очень вредное для здоровья производство… Осенью директор уже отворачивается от табака и говорит:

– Комиссар, что будем делать? Табак на корню гниет, люди не хотят убирать!

– Соберем актив села Автуры, проведем расширенное заседание парткома с сельским исполкомом и спросим с вас и других исполнителей, руководителей бригад и звеньев. Все зависит от вас, надо повысить материальную заинтересованность.

Директор вскоре «заболел», и мне пришлось бороться с этим. Я часто оставался в руководстве совхоза, как швец, и жнец, и на дуде игрец (директор, секретарь парткома, главный ветврач и главный зоотехник).