продолжает соплюха.

Крак

Треск. Стакан лопается в руке. Перебор… Крупные осколки тонкого стекла со звоном падают на выцветший стол. Остатки золотисто-коричневой жидкости мелкими ручейками стекают по коже и капают на загаженную поверхность. Кровь медленно проступает на крепко сжатом кулаке. Но я даже не чувствую боли. Сука…

– Ты поранился… – крошка рыжим вихрем слетает со стула, хватает что-то похожее на полотенце и бросается ко мне. В завораживающей глубине ореховых глаз так много доброты, тепла и сочувствия. Любопытно. Пару минут назад девчонка пылала гневом и лютой ненавистью, желала смерти другому человеку, а сейчас… Заботливо прижимает тряпку к ране, стараясь остановить кровь. И… плачет? Кажется, дядюшка самый настоящий мерзавец. Конченный…

– Оставь! Рассказывай… – голос звучит излишне грубо. Барышня вздрагивает, садится на деревянный табурет и тяжело вздыхает.

– Подробно и с самого начала, – немного смягчаю тон, – Как зовут?

– Лилия…

– Ли-ли-я… – медленно и тягуче выговариваю девичье имя, смакую на вкус. От латинского «Lilium», в переводе «чистый», «невинный» или «симпатичный». Тебе идёт, малявка.

– Дальше… – подталкиваю рыжика к продолжению.

– Год назад наш папа погиб в аварии. Это было неожиданно. Я даже не сразу поняла, что случилось. Неприятности начались, когда нотариус озвучил завещание. Всё имущество и бизнес оставил нам. Я и Марк – единственные законные наследники, – безутешная скорбь горьким ароматом беспросветного отчаяния обволакивает комнату. Голос малышки дрожит. Молча встаю, беру целую кофейную кружку и наливаю двойную порцию крепкой выпивки.

– Держи, – протягиваю девушке.

Лилия одним махом опустошает чашку, жмурится и внезапно громко чихает. Пары алкоголя щекочут конопатый нос смешной козявки. Такая забавная и хорошенькая! Не могу сдержать улыбку. И даже гнетущая тишина не мешает мне любоваться кудрявой малышкой. Я разглядываю озорные коричневые веснушки и наслаждаюсь неловким фырканьем барышни. Милая лисичка…

– Дыши! – мягко усмехаюсь.

Крошка послушно выполняет команду, делает несколько глубоких вдохов и возвращает себе способность говорить:

– Уф…

– Дядя – ваш опекун? – задаю уточняющий вопрос.

– Что? Нет! Мне двадцать один. Нам не нужен опекун. Точнее, это я опекун для Марка, – неожиданно громко Лилия говорит. Чёрт! Удивила. Опять. Моё сердце выделывает замысловатый кульбит и падает в пятки. Совершеннолетняя… Что-то похожее на надежду расцветает в моей чёрствой душе. А, может, да? А вдруг получится? Безумие какое-то. Ха-Ха… Даже самому смешно. Я живо возвращаюсь в суровую реальность. Раскатал губу. Ей двадцать один, а тебе тридцать шесть… Между нами пропасть. Целая жизнь, наполненная болью, страданиями, жестокостью и человеческими смертями. И неважно, что все мои жертвы заслужили пулю в лоб. Я не имею никого права вмешивать посторонних в свою месть. Особенно глупых детей.

– Как зовут родственника?

– Питер Фрай. Мамин брат. Он думал, что бизнес достанется ему. Дяде очень нужны папины автомастерские. Несколько лет назад отец купил сеть СТО. Цена была выгодной. Вместе с нашими магазинами автозапчастей получилась целая империя с филиалами по всей стране. Тогда-то семейство Белл и объявилось впервые. Не знаю, зачем мы им нужны, но… – слабый приглушенный всхлип и по нежной бархатистой щеке скатывается сиротливая слеза. – С тех пор Кристиан не оставляет нас в покое. Бесконечные преследования и угрозы. Папа умудрялся держать бандитов на расстоянии, отвергал сомнительные предложения и не ввязывался в авантюры. Но год назад…

Девушка закрывает лицо руками. Хрупкие плечи подрагивают, но кудряшка стойко давит рыдания и пытается сдержаться.