– Малой, отдавай приказ ретранслятору на самоликвидацию. Ну, парни, идём на Сокчо за нашими добрыми именами и за крестами на грудь.

– Уверен, что на грудь? – усомнился Андрей.

– Кречетов не выдаст. Наоборот, раскрутит историю с нами, чтобы сместить командующего эскадрой, – убеждённо произнёс я.

– Думаешь, у него сейчас есть достойный кандидат? Будь так, и он озаботился бы этим ещё перед войной. Но, похоже, противостоящая ему партия имеет более сильное влияние.

– А как по мне, то в политики нужно идти не тебе, Дрон, а Кречету…

– Колуну, – прервал я Прохора.

Но тот только отмахнулся, мол, отстань, всё уже решено и не хрена кочевряжиться. После чего продолжил:

– Если хочешь что-то сделать хорошо, сделай это сам. Поэтому я уверен, что он сейчас выдвинет свою кандидатуру, и многие радостно возбудятся от того, что теперь во главе эскадры встанет прославленный адмирал.

– Это ты ни черта не смыслишь в политике, – хмыкнув, возразил Дрон. – Если он сам предложит свою кандидатуру, ему вполне могут заявить, мол, наше положение не столь уж и отчаянно, а конфликт настолько мелок, что столь выдающемуся флотоводцу не стоит беспокоиться. Клим, как там твои акции?

– Ползут вверх, но очень медленно. И желающих их приобрести совсем немного, – ответил я.

– Потому что нет госзаказов, на которые ты так рассчитывал. И общество, и правящая элита всё ещё полагают, что конфликт не выйдет за рамки и не выльется в большую войну. Так что Кречетов будет на прежних позициях, попробует пропихнуть своего ставленника, но сам встанет у руля, только когда его попросят, и уж точно возглавит не эскадру, а флот.

– Ну, может, и так, – пожал плечами Прохор.

– Кстати, а с чего князь взял, что нас на станции не возьмут под белы рученьки? – усомнился Малой и продолжил: – Эсминец, может, и не отберут, мы сможем передать его российскому представительству, и оно его примет. Но нас корейцы точно потянут в каталажку. Причём про сторожевик могут даже и не вспоминать, обвинив нас в расправе над гражданскими.

– Ерунда, – покачав головой, возразил я. – Обвинение продержится до первого допроса, после чего останется только катер. И князь наверняка понимает, что именно так оно и будет.

– Но и катера как бы вполне хватит, чтобы принять нас, – не согласился Прохор.

– Возможно, его светлость знает что-то такое, чего не знаем мы, – предположил я.

– Или для него главное – показать всему миру, что русские не имеют отношения к случившейся провокации, так как мы не могли находиться сразу в двух местах. Что же до нас, то мы всего лишь сопутствующие потери. Имена наши очистят, всё остальное в политической игре не важно, – делая себе кофе, заметил Андрей.

– А вот этого не хотелось бы, – крякнул Назар.

– Брось, князь не сможет так поступить, – возразил я. – Он слишком сильно дорожит своей репутацией. К тому же его дочь, не скрываясь, выступает в нашу защиту, а он открыл канал финансирования этой акции. Так что ничего подобного не будет. Всё. Отставить разговоры. Всем облачиться в скафандры, готовимся к торможению и смене курса.

Позиция у нас оказалась плохой. Сначала пришлось развернуться и тормозить маршевыми двигателями в течение пяти часов под перегрузкой в пятнадцать джи. То ещё удовольствие, несмотря на ложементы и наниты. Потом пару часов отдохнули. Перекусили легко усвояемой и вместе с тем сытной кашей. А затем начался не менее выматывающий разгон. Время поджимало. И если мы хотим добраться до цели вовремя, придётся постараться.

– Какого хрена, Малой?! – зло прошипел Прохор, толкнув Николая в плечо и впечатывая того в стену короткого коридора.