А возле них чайки ненасытные глазастые так и шныряют, так и шастают. Ждут своего часа. И только лишь ссыплется на мокрый песок рыбья мелочь, которую люди не берут, только отойдут от неё рыбаки, как тут же налетает жадная прожорливая крылатая толпа. И начинается яростный кипучий вороватый бой за добычу.

Печальные, пустынные, одинокие берега озираются вокруг, сутулятся откосами на сквозном ветру и всё несут, несут свою драгоценность, реку северную рыбную стылую – в жемчужных мурашках, в бесчисленных низких островах с кустиками, зайцами и вздрагивающей зяблой сырой травой.

Берега земли Тасу-Ява – долгие-долгие, как олений бег по тундре – от чума к чуму, от стойбища к стойбищу, от озера к озеру, от одного священного холма до другого… Всё дальше и дальше уводит олений след от вечной реки, всё ближе к древнему, как ненецкий бог Нум, мудрому небу, низко склонившемуся над матерью-тундрой, осыпая её быстрыми звёздами ранней осени…

На Севере всё – ближе к небу. И реки, и берега, и звери, и люди… Такова Тасу-Ява испокон веков. И дай нам Бог сохранить всё это на земле и в сердце своём.

Занесло меня как-то декабрьской ночной метелью в старенькую гостиницу в маленьком тундровом поселке. Гостиница без особых удобств – всё в коридоре, общее. Обшарпанное. Заслуженное. В советские ещё времена отстроенное. Типовое – для колхозников, раньше такое в каждом городе возле рынка было, и везде одинаково называлось – «Колос» почему-то.

Но выбирать было не из чего. Возвращался я из тундры, после многочасовой изнурительной тряски в попутном «Урале» среди бесконечных безлюдных снегов. Очень хотелось спать, вытянув ноги горизонтально. Что я и сделал через пару минут после того, как заселился в комнату.

Просыпаюсь утром от резких нечеловеческих вскриков в коридоре. Что такое? Выглянул. Никого. Опять вскрик. Заметил, что доносится он из помещения напротив чуть наискосок. Перед ним вывеска на стене: «Кафе «Мечта». В такой глуши – и целое кафе! Ну, конечно. – мечта и есть. С утра особенно. Умылся и пошел в это самое «кафе». Захожу. И кто тут кричал с утра?

Перед ближайшим столом стоит на стуле и, раскачиваясь, держится за его спинку обеими мохнатыми руками обыкновенная мартышка. То есть, натурально – обезьяна. И не где-нибудь там, в джунглях, а здесь, в дикой тундре! А мартышка, оказывается, прибежала требовать с поварихи законного завтрака. И меня вперед себя пропускать, между прочим, не намерена!

Да, я-то особо и не возражал. Забавное существо. Повариха (она же официант, она же вахтерша, она же и швейцар-вышибала) рассказала короткую историю об этой любительнице утренних завтраков в кафе.

Приезжали недели две назад в их поселок какие-то киношники молодые. Вероятно, зимнюю природу снимать. Что тут снимешь полярной ночью-то? С ними и эта обезьянка была. Зачем взяли её в такие холода – совсем непонятно. Чтоб не скучно было, наверное. Пропьянствовали пару дней и уехали. А животное некормленое, естественно, на улицу сбежало. Никто из парней о ней с похмелья и не вспомнил.

Вскоре нашли Марусю (так её здесь сходу «окрестили») два пацана-школьника из дома напротив. Нашли и сюда принесли. К кормежке ближе – в «кафе». Оказывается, сидела несчастная дрожащая Маруся на заборе возле помойки, облаиваемая всеми местными собаками. Видимо, пыталась поживиться на помойке, да не успела. Она ведь для северных собак кто? Дичь. Экзотическая, конечно, но – только дичь, не более того.

Пожалели люди обезьянку, пригрели, выходили от стресса, прикормили, а дальше как быть – никто не знает. Но умереть не дадут. Это я точно знаю. Не такой у нас народ на севере, чтобы живой душе не помочь. Спасибо, люди добрые, за ваше сердце. Фильмов они снимать не умеют, конечно, но зато и в беде никого не бросают. Проверено, правда, Маруська?