Завтра же с утра выходить в люди. Столько времени прошло вне обычного, повседневного для большинства общества. Какое оно сейчас? Несмотря на каждодневное ожидание свободы, к ней нужно было снова привыкнуть. Хотя четыре года сравнительно малый срок, в стенах тюрьмы свое время идет медленнее, а тенденции – быстрее. Чем дольше вне мира, тем ощутимее малейшие изменения цивилизации; стоит слегка отвлечься – ты уже отстал. Телевидение мало спасало от этого. Теперь нужно было побороть страх, чтобы выйти на улицу. Этот город был для Азата чужим, молодой человек еще не знал, кем здесь нужно быть, чтобы избежать дна жизни. И первым шагом решено было играть. Сейчас старая отцовская гитара единственное, что он имел. Когда-то мужчина сказал своему сыну: «Иногда только музыка может остаться твоим другом и даже вытащить из дыры». В последнюю встречу он с надеждой подарил свою гитару преступнику, злясь и одновременно жалея его.

Поглощенный мечтами, Азат внезапно пробудился от столкновения двух автомобилей на шоссе. Он словно прилип к скамейке под листвой вишни. Никуда не хотелось торопиться. Когда зажглись ночные огни? Да, так хорошо. Уже никто не объявит отбой; неважно, когда можно поесть и принять душ. Свежий ночной ветерок. Как этого не хватало!

План встать пораньше провалился. Соседа уже не было, и парень почувствовал облегчение. Поздним утром Азат наскоро собрался, перекинул гитару за плечо и отправился к ближайшему подземному переходу. Он знал, что там будет большая проходимость.

Когда он пришел на выбранное место, в глаза бросилось свежее пятно крови на ступенях, чуть дальше сидела на раскладной табуретке, с уже наполовину наполненным монетами пластиковым стаканом, бабуля в платке, покрывавшем вместе с головой и половину лица. Противоположный угол занял бородатый инвалид в коляске, прятавший ноги под покрывалом. Кажется, он собирался уже покинуть участок. «Та-ак… Кто рано встает, тому Бог подает. Ладно». Азат сделал глоток прохладной воды и занял территорию посередине коридора. Час пик уже прошел, потому шансы заработать, особенно в усиливавшуюся жару, заметно уменьшались. Открыв перед собой кофр, Азат принялся исполнять песню из репертуара Виктора Цоя «Группа крови на рукаве». Он усердно боролся с волнением; чувствовал, что рука слегка дрожала, что глаза бегают от одного до другого прохожего. Казалось, каждый второй глядит на него с презрением или пренебрежением. Он постарался как можно быстрее абстрагироваться от окружения, вспоминая, как делал это раньше вне воли в компании сокамерников, а еще раньше в компании друзей в юности. Азат вспоминал улыбки и аплодисменты. Он и пару своих композиций написал, но решил повременить. Песня принесла не больше монет, чем пальцев на руках. Конечно, дело было не в ней.

Он сделал глоток воды и уже собирался продолжить, как подошел низкорослый мужчина в самом расцвете сил, как говорится, и точно какой-то завсегдатай. Его смуглая кожа и походка идеально сочетались с армянским акцентом:

– Впервие вижю тибя тут.

– Да, я тут впервые, – ответил Азат.

– Таких, как ти, пально тут, тибя ськоро погонят отсюда. Из трамваев вас таких гонять и отсюда тоже вигонят. Панаэхали… – вальяжно бросил мужчина, перекидывая четки между потных пальцев.

– Я отбираю ваш заработок? – спросил Азат.

Человек глянул в пустую кепку, усмехнулся слегка:

– Нэть, просто играищь бисполезно, мищаещь, – и ушел.

Азат, правда, не понял, чем он помешал конкретно этому человеку. Также он не понял, почему таксист (а по нему было видно, что это именно таксист) разгуливал по подземному переходу. Парадокс в том, что больше всего количеством понаехавших возмущались сами понаехавшие в надежде заработать побольше и наслаждаться теплыми месяцами как можно дольше.