– Так почто ему такие небылицы сочинять?

– Эх ты, мерсикалка французская, простых вещей не понимаешь! Феофан, небось, нарочно байки рассказывает, чтобы в лес никто не хаживал, птицу и зверя ему не спугивал. А ты уж и поверил, – и Ерема зашагал еще быстрее.

Степану ничего не оставалось, как присоединиться к хозяину.

Глава

IV

Тучи тяжело ползли по чернеющему небу, накрывая собою Зачарованный лес и дорогу, по которой брели путники. Лес мрачно темнел, все более походя на чудище, распластавшееся по земле, своей громадой подминая под себя уходящее в ночь солнце. Усиливающийся ветер наполнял воздух вязкой сыростью. Ерема обеспокоенно поглядывал по сторонам. Вековые дубы натужно скрипели, сопротивляясь непогоде. Дорожная пыль крутилась, поднимаясь все выше и выше, запорашивая глаза путникам.

– Угораздило же Дорофея Край Земли искать! – ворчал Ерема. – Тут и ноги стопчешь и промокнешь, а то гляди еще и лихоманка скрутит.

– Почто ж ты гонцом при дворе служишь, ежели невмоготу? – отфыркиваясь от пыли, спросил Степан.

– Да разве я малахольный какой, чтоб на печи запросто так сидеть? – осерчал Еремка. – Очень даже вмоготу мне служба государева. Особливо, когда Дорофей за добрую весть мешок отрубей пожалует или даже кафтан со своего плеча. Пусть и с заплатами, но зато царский! Однако ж не люблю я, понимаешь, когда склизко, да лапти промокают. Глянь-ка, что у нас над головой делается. Успеть бы добежать.

Степан задрал голову, в то же мгновение тучи болезненно вздрогнули. Молния огненным ножом разрезала небо. От яркой вспышки, осветившей на версту округу, замерли и деревья, и кусты. Даже старый дуб, сопротивлявшийся непогоде, не смел шелохнуться, уронив обломанные ветви. В следующий миг грохот грома разорвал свет молнии в клочья, погружая во мрак все живое. Потоки воды обрушились на землю. Ерема, не разбирая дороги, со всех ног припустил к лесу. Степан едва поспевал. Гонец споткнулся о корень, торчавший из земли, с ноги слетел лапоть, и он растянулся в полный рост, пребольно ударившись носом.

– Одни убытки от государевой службы! Где теперича в темноте искать лапоть, а он как-никак скороход. Какой же я гонец без скороходов? Насмешка одна! – и он в сердцах пнул дуб. – Чтоб тебя разорвало!

Мрачный купол неба вздрогнул, выбросив из своих недр молнию. Ёе горящее жало впилось в старое дерево, расколов его. Из раскуроченного ствола вырвался жадный язык пламени, охвативший яростным огнем свою жертву. Кора в мгновение обуглилась. Мощные ветви, выгибаясь под огнем, разбрасывали снопы искр, которые взметнувшись к грозовому небу и перемешавшись с ливнем, приобрели ядовито-зеленый цвет.

– Свят, свят, свят, – запричитал гонец, дрожа то ли от страха, то ли от холодного зло хлеставшего ливня. – С такой службой помрешь ни за грош, да еще и босым. Степка, ты куда подевался? Бросил, значит, друга-товарища, в смертельной опасности?

– Да тут я, тут, – ответил Степан. – Боязно мне, душа от страха в хвост укатилась, – и Степан продемонстрировал мелко дрожащий хвост.

– Ему боязно, а я что сам должен обувку свою искать? Казенное, между прочим, имущество.

– Да вот твой лапоть! – пес, прихватив зубами лапоть, привязанный за шнурок к еремеевой ноге, потянул его. – Не убег, хоть и скороход.

– Ох, Степушка, я право и не знаю, что делать, – пожаловался Ерема, надевая обувку. – Ну, его к лешему этот Зачарованный лес. А куда идти?

– Так давай побредем, куда глаза глядят.

– Куда ж они глядят, когда темнотища такая, что хоть глаз выколи? – спросил Ерема, вглядываясь вдаль.

– Тогда пошли туда, куда не глядят.