В глазах Каина что-то изменилось. Губы раскрылись, что-то начали произносить, а он будто перестал меня видеть.

– Солнца? – расслышал я тихое слово. – Никто не помнит солнца. Или уже помнят? Нужно узнать… Ты, – он заговорил громче, – ориентируйся на часы. Они повсюду: на домах, внутри домов, на улицах иногда. Как пробьет двенадцать ночью – значит, сутки закончились. Форму найдешь на складе. Где склад… сам разберешься, мне нужно подумать. Свободен!

Я встал и ушел.

Сначала мне казалось, что мы с Каином говорим на одном языке, но в конце с ним что-то случилось. Заболел от слова «солнце»?

Прошел кишку коридора, вышел… буду думать, что это рот. Да, вышел через рот дома.

Мне нужно было на бумажную фабрику. Действительно – прямо напротив мозга Каина. Не самое большое здание, но все же выше некоторых. Из потолка торчала труба – дым валил. Кстати, вот и часы – прямо на входе. 13:20. Времени до вечера еще много, смогу поработать. Интересно, работал ли я когда-нибудь раньше? Как будто да, но мне не платили.

Я заглянул на фабрику. На входе встретил мужчина с волосяным покровом над губой. Серьезный, хмурый.

– Ты здесь не работаешь. Чего надо?

– Я почтальон.

– А форма где?

Я пожал плечами.

– Только что стал почтальоном. Не успел взять форму. Каин сказал, что сначала письма получить надо.

Мужчина пропустил. Прямо у входа висела огромная труба – прозрачная, из стекла, наверное. О, я вспомнил слово «стекло»! Побыстрее бы узнать больше. Почитаю письма, должно помочь. Пока Лем мне читал, я пытался следить – отдельные буквы узнавал, но собрать их в слова пока было сложно. Может, тут как с памятью – просто нужно опять научиться.

– Как достать письма? – спросил я.

– Кто из нас почтальон, ты или я? Прошлый вроде просто руку подносил к этой штуке. – Мужчина кивнул на трубу, уходящую через верх вбок, прямо сквозь стену вглубь фабрики. – А вот сюда местные складывают письма, тоже не забудь.

Он указал на ящик, на который я до этого не обратил внимания. Я подошел, открыл крышку. Внутри было только одно письмо.

– И все? – удивился я.

– Почтальона давно не было, вот никто и не шлет ничего. Может, и это письмо уже доставлять некому.

Я забрал письмо и поднес руку к трубе. Что-то затрещало, стены затряслись. Стало жутко, я отдернул руку – и тут из трубы вылетело нечто и ударило по лбу.

– Ай!

Это уже было не похоже на письмо – лист, свернутый в трубу и перевязанный красной веной. Сбоку подпись: «Каину». И как такое под дверь просунуть? Ладно, попробую.

– Спасибо. До свидания, – сказал я и опять порадовался: «до свидания» – это я сейчас вспомнил, мне еще не говорили. Слова возвращаются!

Интересно, можно ли читать чужие письма? Наверное, да, они же никак не запечатаны, только делать это надо не на улице. Лучше спрячусь куда-нибудь, где не заметят. Вот у фабрики закуток – наверное, там люди не ходят.

Я стащил вену с бумажной трубы… Не вена, лента. Так это называется. Стянул ленту и взглянул на послание:

909 – Монетный двор.

5 – Кузня.

108 – Ткацкая…

Список был большим, но ничего, кроме цифр и названий зданий, не было. Я вернул ленту на место, сжал трубу, чтобы она стала плоской, – как выйду из закутка, просуну под дверь Каина. Второе письмо было адресовано некому Мирту в доме 80. Значит, у домов здесь есть номера. Достать бы карту… В письме говорилось:

Опять видел следы с пеной. Ты мне не верил? И снова в пятницу! Прямо у кузницы, как и раньше. Нам нужно ее увидеть, понимаешь? Давай на следующей неделе попробуем.

Пятница… Это день недели. Неделя – семь дней. Тут есть дни недели, но нет солнца – только часы, которые отмеряют время. Я взглянул на небо – светло, но источника света нет. Да и откуда я могу знать про солнце? Я помню, как оно выглядит: огромное, яркое, обжигает глаза. Откуда же я его помню? Значит, там, где я был раньше, солнце было. И Каин про него знал – удивился не самому слову, а тому, что я его помню. И вообще, раньше – это когда? Лем сказал, что на вид мне семнадцать лет. Где же я их провел? Как меня звали?