Амос с ужасом воззрился на собеседницу. Он потряс головой, будто пробуждаясь от сна.

– Что?!

– Слушайте меня, Амос. Здесь – ее исцеление. Из веточки проклюнется Древо, и его листья вылечат вашу дочь. После того как вы разожжете огонь и накормите Древо, оно вырастет довольно быстро. Посадите его в самом высоком здании и охраняйте. Время вкусить плоды наступит позже, для начала – листья, Амос. Листья! Слышите? Не ешьте плоды! Ждите, пока я не пришлю кого-нибудь. Листья исцелят Руби.

Плечи Амоса уныло поникли.

– Не знаю, смогу ли я все это запомнить.

Доктор вздохнула, едва не крича от злости или разочарования, но лишь тихо выдохнула. Затем встала и обошла стол. Шаги ее на сей раз почему-то были не слышны. Она опустила свои бледные белые руки на плечи Амоса и замерла. Так они стояли долго.

Зрелище показалось Лео странным: незнакомка, которая кладет руки на плечи отца. Амос и доктор уставились на маленький росток.

Женщина вдруг подняла руки и крепко сжала голову Амоса, но быстро убрала. Лео гадал – не привиделось ли ему это.

– Вы все запомните, – тихо сказала она.

Доктор снова обошла стол, подняла чашу с ростком, поставила в черную сумку и потерла ладони одну о другую, будто очищая от грязи. Потом вздохнула, и все ее слова тотчас растворились в невидимом тумане. Лео моргнул, крепко зажмурился, а потом снова распахнул глаза.

Что произошло? Он почти не помнил.

– Сегодня вечером, – повторила доктор. – Уходите сегодня же вечером. Выбора у вас больше нет.

Твердо печатая шаг, она прошла по коридору, открыла парадную дверь (которой никто никогда не пользовался), вышла и тяжело захлопнула ее за собой. Створка громыхнула, как далекий гром.

Лео сполз по стене на пол, стараясь не издавать ни звука. В какое такое место, которое никто не сумеет отыскать, решил отправиться отец? Что за человек может знать о подобных местах? Лео нащупал отмычки и принялся перебирать их одну за другой, словно в коротких проволочках скрывался ответ. Ответ на все вопросы.

Щель в двери загородила тень, будто облако закрыло солнце. Большая ладонь коснулась ручки и приоткрыла створку на несколько дюймов.

– Лео… – вздохнул Амос, одним лишь именем сына передав целую речь: тут были и объяснения, и уговоры, и грусть. Для верности Амос повторил трижды, не зная, что еще сказать: – Лео, Лео, Лео…

Лео почудилось, будто замер сам воздух в доме, а в чулан направлен прожектор. Пойманный на месте преступления, Лео прищурился от яркого света.

– Давно ты там прячешься? – спросил Амос, но сын не издал ни звука. – Похоже, слишком давно.

Со стороны все выглядело так, будто отец беседовал с воображаемым другом и не ждал ответов: в них попросту не было необходимости. Это был односторонний разговор.

Амос устремил взгляд вдаль, будто чулан простирался на многие мили вперед.

– Разумеется, ты понимаешь, что должен сегодня вечером остаться дома. Мне очень жаль, сынок. Ночевка в чулане – занятие не из приятных, но утром – как обычно, чуть свет, – вернется твоя мать. Никак не может оставить нас в покое. Я не буду запирать заднюю дверь, так что твоя мама сумеет попасть в дом. Сам знаешь, как она заходит – с порога начинает кричать на меня из-за какой-нибудь ерунды, даже не сняв туфель. Никогда туфли не снимает, всю грязь домой тащит!

Лео на какой-то миг показалось, что отец передумал. Он говорил, будто человек, который минуту назад болтал во сне, потом проснулся и понял, что несет полный вздор. Впрочем, это продлилось недолго.

Отец продолжил:

– Но меня здесь не будет, и Руби тоже.

– Нет! – Лео вдруг обрел голос. – Не забирай ее, не надо, она же моя сестра!