Около получаса ждали Демидовича. Когда к крыльцу подъехал долгожданный черный автомобиль с тонировкой и без номеров, Кольцов подобострастно подбежал к дверце. Ему что-то сказали через приспущенное стекло, он дал отмашку, и вся кавалькада из автобусов направилась к Краю.

Поездка обошлась без тряски, и казалось, они едут в неправильном направлении, и когда дверь откроется, станет понятно, что приехали в столицу, а не на задворки Лоскутовки. Отсутствие болтанки объяснялось просто – за последние две недели три десятка людей в оранжевых робах, размахивая лопатами денно и нощно, с горем пополам уложили асфальт до самого Края. Клали поверх снега, не ожидая практической пользы от дороги. Приедут, похлопают, командированные журналисты отошлют в газеты безграмотные статейки, и через два дня мир напрочь забудет о краените, НИИ и непонятной установке.

Если бы эти деньги не пустили на ненужную дорогу, прикинул Тальберг, ему бы хватило на переоборудование лаборатории.

Чем дольше ехали, тем сильнее он мандражировал. Мог случиться визит-эффект, когда демонстрируемый агрегат внезапно перестает функционировать в самый ответственный момент перед десятками людей и чиновников с длинными галстуками, заправленными в штаны. Обычно, виноват оказывается слабо закрученный винтик или отвалившийся контакт. Если подобное случится, Кольцов добьется его торжественных похорон тут же под Краем, чтобы гости не зря тащились в парадных костюмах в такую даль.

Всю неделю они с Саней гоняли установку в хвост и в гриву, добиваясь, чтобы каждый пуск проходил удачно, но возможность публичного провала оставалась.

Тальберг замерз. Перед ответственными событиями его морозило и трясло. Единственным действенным способом на время избавиться от озноба – сходить в кусты по-маленькому – он воспользоваться не мог.

По новой дороге доехали быстро. Народ высыпал из автобусов и разбрелся по местности, разглядывая неуютный пустынный ландшафт, на котором отказывалась расти трава. Семенова оставили сидеть в машине, чтобы он со своим огнетушителем не портил людям настроения, наводя на нехорошие мысли, что эта штуковина может загореться.

Тальберг открутил винты, и установку потащили к Краю на заранее приготовленную заасфальтированную площадку перед стеной.

– Могли бы стену оформить, – прошептал подошедший Кольцов, пока рабочие размещали оборудование на отведенном пятачке, – полное отсутствие культуры проведения мероприятий!

– Как оформить? – опешил Тальберг.

– Не знаю, транспарант повесить, место реза краской обозначить…

– Адгезия чуть выше нуля и почти абсолютная упругость, – Тальберг по стеклянным глазам директора догадался, что тот ничего не понимает, и пояснил: – Ни покрасить, ни приклеить, ни гвоздь забить! В нее плюнуть толком нельзя – отскочит!

– Да? – Кольцов с недоверием посмотрел на Тальберга, пытаясь определить, не шутит ли тот.

Он не догадывался, что Саня после очередного неудачного запуска установки в сердцах плюнул в Край и получил плевок обратно. Получилось одновременно и смешно, и обидно. Тальберг никогда в жизни так не хохотал.

Из автомобиля вылез Демидович – грузный, с бледным опухшим рыхлым лицом. При ходьбе он покачивался, отчего казалось, что вот-вот упадет на очередном шаге. В левой руке он держал меховую шапку. Распухшей правой пятерней зачесывал развевающиеся седые волосы, открывая высокий бугристый лоб, переходящий в огромный приплюснутый нос с широкими ноздрями.

Охранник семенил позади с предусмотрительно протянутыми руками, пытаясь предугадать траекторию возможного падения Демидовича, чтобы подхватить в полете.