Камчатка показалась мне похожей на Норвегию. А Петропавловск, главная русская база здесь, – на Нарвик. Нельзя сказать, что русские относились к нам с братской любовью, – но исправно выдали положенное снабжение (непривычным лишь было, что хлеба нет, одни сухари – в кригсмарине свежую выпечку брали из расчета хотя бы на первые дни), сообщили всю необходимую информацию. Даже сводили желающих в местный музей (оказывается, тут есть и таковой!), где мы узнали, что этот город мало того что основан почти два века назад, так еще имеет славную военную историю, успешно отбившись от набега «лимонников» с «лягушатниками» в 1854 году и истребив японский десантный отряд в 1904-м. Сейчас же Петропавловская бухта была забита кораблями, как бочка селедкой, одних лишь субмарин было четыре десятка. С удивлением я увидел знакомые очертания русской «Моржихи», и лишь вблизи было видно, что это макет. Но и сама сверхсубмарина тоже была тут, неделю назад, и вышла в море перед самым нашим прибытием. Если это так, то мне искренне жаль япошек – и черт возьми, приятно, что в этой войне Полярный Ужас будет сражаться на нашей стороне! Шмульке, мой второй вахтенный офицер, усомнился, зачем тогда здесь нужны мы? Я ответил, что русские, вероятно, похвально предусмотрительны, как у них говорят, «не кладут все яйца в одну корзину».

Мы вышли из Петропавловска 30 мая. Шли к берегам Японии, сильно отклонившись к востоку, в океан, от Курильских островов, мы не «двадцать первая», нам приходилось быть осторожнее. Причем бояться следовало не только японцев, в этих водах вполне можно было наскочить и на американские корабли, а особенно самолеты. Но все же спокойнее, чем в Атлантике, янки пока еще были тут гостями, не хозяевами, а японская ПЛО после англичан смотрелась убого. И от нас требовалось, прежде всего, тихо прийти и тихо уйти, выставив в Сангарском проливе у входа в порт и базу Хакодате пятнадцать мин SMA, что мы таскали в шахтах еще от Бремена. А уж после охотиться на встреченные японские корабли и транспорта.

Первого противника, подводную лодку, мы обнаружили акустикой, хотя шли в надводном положении, успели погрузиться. Были уже сумерки, но силуэт цели еще можно было хорошо различить в перископ. Одна пушка на палубе, позади довольно крупной рубки, была характерна для японских крейсерских субмарин, но не для русских лодок[11]. К тому же мы достоверно знали, что русских в этом районе, к тому же идущих со стороны океана, курсом на запад, быть не может. Американские союзники также не сообщали нам ни о каких своих операциях здесь и в это время – потому я решил атаковать. Две торпеды были выпущены с дистанции всего девять кабельтовых, одна из них достигла цели. Так как наш поход лишь начинался, мы не стали всплывать, чтобы подобрать пленных.

11 июня мы подошли к цели. За все время нам четырежды приходилось уклоняться срочным погружением от самолетов, и один раз мы обнаружили корабельный противолодочный дозор из пары тральщиков. Поскольку проникать глубоко в акваторию пролива Цугару было бы самоубийством, я решил, в рамках полученного приказа, выставить мины двумя банками у его восточного входа, на предполагаемом фарватере. Как назло, на отходе черт послал нам навстречу одиночный японский транспорт, без охранения, в очень удачном ракурсе. И это в тот момент, когда мы находились во вражеских водах, в пределах досягаемости базовой авиации, имея в батарее едва треть заряда! То есть успешно уклоняться долгое время от весьма возможного преследования мы под водой не могли!

Потому я вынужден был отказаться от атаки. И имел неприятный разговор с Сапожниковым – с трудом сумев ему объяснить, что не стоит сейчас рисковать нашими жизнями ради возможности отыграться после. Русский явно остался недоволен и, очевидно, по возвращении напишет на меня донос. Надеюсь, судьба еще пошлет случай оправдаться!