При слове «паучка», которое произнес Кондратьев, шевельнулась микроскопическая лапка малюсенького кроваво-красного существа, захваченного лопатой Шилова и перемещенного вместе с комочком перегноя на носилки. Через секунду кроваво-красный представитель отряда арахнид ожил окончательно; мгновенно сориентировался, выбрался из зимовочного мешочка и устремился к выходу из своего логовища по выстланному паутиной коридорчику.

Еще мгновение – малюсенький паучок длиной всего семь десятых миллиметра грозно выставил наружу свои ядовитые хелицеры, пристально вглядываясь четырьмя парами глаз в темнеющий воздух.

– О, слышал бы тебя сейчас Гамов! – завертел головой Шилов. – Вот он бы обрадовался! «Скелетом» всего мироздания?

– Шире шаг! – раздалось в морозном воздухе.

Сержант Василий Валенда, шагая сбоку, не останавливал нарушающих устав заключенных, а внимательно слушал диалог, по-видимому, стараясь запомнить как можно больше слов для своего вечернего доклада. Несущие носилки и инвентарь прибавили шагу, увлекая в неведомое малюсенького кроваво-красного паучка. Заключенные прибавили ходу, и Кондратьев, искоса поглядывая на конвойного, продолжил:

– Слушай, я назвал этот феномен «лабиринтом». Само понятие – «лабиринт», как никакое другое, отражает суть явления. Только это не обычный лабиринт, где легко заблудиться, а как раз противоположное. Благодаря этому явлению происходит глобальное перемещение материи, энергии и излучений всех уровней из точки «а» в точку «б». А процессы, происходящие в Лабиринте, описываются принципом конической лабиринтности сточками бифуркации.

– Когда же ты успел слепить свою теорию, а? И где этот лабиринт? Ты можешь пояснить, хотя бы как он выглядит? – нахмурился Шилов.

– Хм, вопрос наисложнейший, – отвечал в темноту Кондратьев. – Представь себе коралловый риф.

– Представил. Но только я никогда не был на коралловом рифе, – улыбнулся в темноту Шилов.

– Я тоже не был, – вставил заинтересованный сержант Валенда. – Давай, рассказывай дальше.

– Для образования кораллового рифа необходимо несколько условий: определенная глубина, температура, чистота воды, но все это опускаем. Для нас важно, чтобы коралловая икра могла выбрать удобное место, закрепиться и развиваться. Это хоть понятно?

– Понятно, – кивнул Шилов.

– Так, значит, какой отсюда следует вывод?

– Вывод? – оглянулся Шилов.

– Без каменной гряды нет развития, – подсказал сержант Валенда с автоматом «ППШ» наперевес.

– Молодец, Василий Петрович! Именно без этой глобальной «гряды» нет развития барионной материи. Это и есть те самые зародыши неоднородности! Таким образом, Ваня, Вселенная – это некий «лабиринт», подобный трехмерной пещере с бесчисленным количеством туннелей, которые переплетены, как корни деревьев в лесу. Обычная барионная материя, двигаясь по такому туннелю, оседает на «стенках» подобного лабиринта. Таким образом, формируются, предположим, галактики, звездные системы, подобные Солнечной, и другие космические объекты. Так что это всем «грядам – гряда». Очень непростая «гряда». Она всегда была, есть и будет. Хоть сейчас-то понимаешь?

– Да, по-моему, до меня что-то стало доходить, – вздохнул Шилов.

– До меня тоже. Стой! – бодро скомандовал сержант Валенда. – Лицом к стене!

И нажал кнопку вызова дежурного.

– Василий Петрович, – обратился учтиво Кондратьев к охраннику, – и все равно доложишь?

– Конечно, – и, подражая Николаю Ивановичу, Валенда неожиданно продекламировал сиплым голоском, – «и случайно вместо лампы включил соленоид!».

Кондратьев остолбенел и перестал дышать.

Валенда помолчал секунд пятнадцать и продолжил: «Тихим дождем бесконечным, капли-слова ниспадают! Просто закачаешься. Джа-а-а, гуру-и де-и-и-ва-а! О-о-м-м! Nothing’s gonna change my world, Ваня! Представляешь! комната наполняется фиолетовым туманом».