Вздохнув, я повернулся. Невдалеке, облокотившись на литую ограду набережной, стоял совершенно флегматичный рыболов неопределённого пожилого возраста, одетый в синий спортивный костюм с белыми полосками. Я рискнул обратиться к нему.
– Добрый день, – поприветствовал я рыболова, который скользнул по мне взглядом и вновь вернулся к поплавку, слегка качающемуся в реке. – Простите за вопрос… Я понимаю, что это прозвучит очень странно, но какой сейчас год?
Седые брови рыболова слегка приподнялись. На этот раз его взгляд остановился на мне. Я почувствовал себя свежевыловленным сомом.
– Знаете, молодой человек, – с какой-то отеческой заботой сказал рыболов, – лучше не пейте водку. Это яд, который делают из опилок.
Я устыдился. В конце концов, мне думалось, что я уже выгляжу приемлемо, несмотря на бессонную ночь, возлияния, утреннее бдение у реки и путешествие во времени.
– Нет, это не водка, – сказал я. – Я не пьян, я просто немного запутался… Так всё-таки, какой сейчас год?
– Пятьдесят седьмой, – словно нехотя ответил рыболов и отвернулся к поплавку, всё так же едва покачивающемуся на воде.
По всей видимости, моя первая беседа с человеком будущего подошла к концу; он совершенно не отличался от моих современников. На всякий случай я ещё раз бросил взгляд на десять «Жигулей». Они всё так же стояли шеренгой, словно на авторынке.
Итак, я точно в будущем. Это будущее очень неожиданное, но меня оно не отторгает.
Я огляделся ещё раз. Наверное, надо выйти чуть поближе к центру, к Ленинскому проспекту. Может быть, там удастся увидеть что-то новое и интересное. Пока я не мог сказать, что за прошедшие сорок лет город изменился до неузнаваемости. Наверное, подумал я, хорошо бы соблюдать инкогнито, чтобы никто не догадался о моём прибытии из прошлого. Кроме того, Человек в Чёрном рекомендовал мне ехать в Москву, а для этого следовало купить билет и узнать, как вообще сейчас путешествуют люди. Вполне возможно, что научно-технический прогресс позволил людям освоить телепортацию. В крайнем случае, подумал я, глядя на «Жигули», будем надеяться, что московский метрополитен уже прорыли до Калининграда, оснастив при этом сверхзвуковыми магнитопоездами.
Пройдя через сквер с разросшейся за эти годы ивою, я оказался у цели. Ленинский проспект, центральная трасса Калининграда, изменился не очень сильно. Пятиэтажные блочные дома характерной хрущёвской архитектуры покрасили в различные цвета зелёных и синих оттенков. Это явно произошло не вчера: изрядно запылённая краска местами отслоилась, обнажая старые швы стыков. В одном месте из скола бетонного блока торчал ржавый крюк арматуры.
Мимо меня неторопливо проехало несколько автомобилей характерно отечественного вида. Одна из машин напоминала хорошо модернизированную «Волгу», словно только что выехавшую из фильма Леонида Гайдая. Уличное движение по сравнению с моими временами явно стало спокойнее. Если бы я захотел, я мог бы спокойно перейти дорогу, нисколько не рискуя попасть под автомобиль. Проспект был почти пуст.
Внезапно мой взгляд ухватился за очертания машины, казавшиеся чужеродными в этом скудном транспортном ручейке. По дороге ехал «мерседес», старый, в следах краски поверх шпаклёвки, но ещё вполне работоспособный. Негромко бурча мотором, он притормозил, чтобы свернуть мимо меня в переулок, и я с удивлением понял, что на его капоте вместо трёхлучевой звезды в круге демонстративно торчит эмблема автомобильного завода с берегов Волги.
Рядом прошла пара, держащаяся за руки. Молодой человек в серой полуспортивной куртке и девушка в чёрном потёртом пуховике мельком оглянули меня. Поняв, что я стою на углу дороги и удивлённо смотрю на машины, я решил неторопливо пойти дальше. К счастью, я не слишком выделялся своей одеждой. Наряды в пятьдесят седьмом году были достаточно консервативные, так что я в джинсах и куртке-ветровке вполне вписывался в моду будущего. Я шёл по бугристому, разбитому асфальту и смотрел налево и направо.