– Генерал велит его освежевать; если не постараешься хорошенько, натравит овчарку, чтоб тебя выпотрошила.

Сунь Пятый повиновался, его веки напряженно затрепетали. Он зажал нож в зубах, поднял ведро с водой и вылил на голову дяди Лоханя. Тот от холодной воды встрепенулся, резко дернул головой, окровавленная вода текла по лицу и шее, смывая грязь. Один из надсмотрщиков притащил еще ведро воды из реки. Сунь Пятый окунул в воду кусок рваной тряпки и начисто обтер тело дяди Лоханя, при этом он вильнул задом и произнес:

– Братец…

Дядя Лохань отозвался:

– Братец, проткни меня ножом, у Желтого источника[19] вовек не забуду твою доброту.

Генерал что-то рявкнул.

Переводчик сказал:

– Быстрее!

Сунь Пятый изменился в лице, пухлыми короткими пальцами зажал ухо дяди Лоханя и проговорил:

– Братец, у меня нет выбора…

Отец видел, как Сунь Пятый отпиливает ухо дяди, словно пилой по дереву. Дядя Лохань дико кричал без остановки, а между ног у него забила ключом темно-желтая моча. У отца затряслись ноги. Подошел японский солдат с белым фарфоровым блюдом и встал рядом с мясником, а тот бросил на блюдо большое мясистое ухо дяди Лоханя. Сунь Пятый отрезал второе ухо, и оно отправилось вслед за первым. Отец видел, как два уха на фарфоровом блюде бойко пульсировали, бились о поверхность с глухим стуком.

Японец торжественно пронес блюдо перед толпой, медленно пройдя мимо мужчин и женщин, стариков и детей. Отец увидел, какие уши бледные и красивые, а их стук о блюдо, казалось, стал сильнее.

Солдат поднес уши командующему, тот покивал, после чего солдат поставил блюдо рядом с трупом своего сослуживца, помолчал немного, потом взял тарелку и отнес овчарке.

Овчарка убрала язык, острым черным носом обнюхала уши, покачала головой из стороны в сторону, снова вывалила язык и уселась на задние лапы.

Переводчик прикрикнул на Суня Пятого:

– Продолжай!

Сунь Пятый кружил вокруг столба и что-то лопотал. Отец увидел, что лицо его покрыто липким потом и он моргает с той же скоростью, с какой курица клюет рис.

Из тех мест, где раньше у дяди Лоханя были уши, вытекло лишь несколько капелек крови, и теперь, без ушей, голова стала идеально круглой.

Командующий чертей снова рявкнул. Переводчик перевел:

– Быстрее спускай с него шкуру!

Сунь Пятый нагнулся, одним ударом отрезал дяде Лоханю половые органы и положил на блюдо, которое японский солдат держал на вытянутых руках на уровне глаз, маршируя перед толпой, словно марионетка. Отец чувствовал, как ледяные бабушкины пальцы буквально впиваются в его плечо.

Солдат поставил блюдо перед овчаркой, собака откусила пару раз и выплюнула.

Дядя Лохань истошно кричал, его худое тело ожесточенно извивалось на коновязи.

Сунь Пятый выронил нож, упал на колени и зарыдал в голос.

Командующий отпустил поводок, собака бросилась к Суню Пятому, поставила передние лапы ему на плечи и оскалилась прямо перед его лицом. Сунь Пятый повалился на землю и закрыл лицо руками.

Офицер свистнул, и овчарка с довольным видом прибежала обратно, таща за собой поводок.

Переводчик велел:

– Быстро спускай с него шкуру!

Сунь Пятый поднялся, взял нож и, прихрамывая, поковылял к дяде Лоханю.

Дядя Лохань разразился бранью, все аж головы вскинули.

Сунь Пятый упрашивал:

– Братец… братец… ты потерпи немножко, пожалуйста.

Дядя Лохань харкнул ему в лицо кровью.

– Сдирай… чтоб твоих предков… давай…

Орудуя ножом, Сунь Пятый начал освежевывать дядю Лоханя с макушки, раздался треск. Сунь Пятый работал очень аккуратно, когда он снял кожу с головы, стали видны синеватые глаза и куски плоти…

Отец рассказывал мне, что после того, как с лица дяди Лоханя сняли кожу, его бесформенный рот продолжал рычать, а по темно-коричневой голове струилась ярко-алая кровь. Сунь Пятый уже был сам не свой, работал мастерски, обрезая кожу целыми кусками. После того как дядя Лохань превратился под ножом в груду мяса, стало видно, как пульсируют в животе внутренности, и вокруг него в небе вились скопища мух нежно-зеленого цвета. Женщины в толпе попадали на колени, и от их плача содрогнулось поле. Той ночью небо ниспослало сильный дождь, смыв все следы крови с пятачка, где держали на привязи мулов и лошадей; труп дяди Лоханя и его содранная кожа бесследно исчезли. Слух об исчезновении тела дяди Лоханя разлетелся по деревне, один поведал десяти, десять – целой сотне, рассказ этот передавался из поколения в поколение и превратился в красивую легенду.