«Вот дурында! Забыла, что пришла не к терапевтическим друзьям, а к страдающим снобизмом аналитикам! Хотя сколько здесь настоящих спецов – ещё большой вопрос». Озёрская была недалека от истины. Чтобы стать настоящим психоаналитиком, необходимо не только постоянно совершенствоваться, но и самом ложиться на кушетку. А прохождение личного тренингового анализа – дело, сопряжённое с болезненными ударами как по кошельку, так и по собственному нарцистическому эго. И если ты однажды пощадишь собственный нарциссизм, то сам нарциссизм не будет щадить никого.

И вот сейчас господа нарциссы набросятся на её методику, браня за излишнее сочувствие. Конечно, аналитики могут рассказать много интересного о принципе нейтральности. Но на деле многие из них просто прячутся от чужих и своих эмоций за этим теоретическим щитом. Однако были в этом зале и те, кто выходил навстречу бессознательному с открытым забралом. Зал притих, когда со своего места неторопливо поднялся глава Европейского общества психоанализа. К нему Светлана, как и все присутствующие, относилась с глубочайшим уважением. Тем весомее было его первое и последнее замечание.

– Докладчик очень грамотно описала удвоение объекта страха: чучелка распалась на «живую» и «неживую». Что из этого следует? То, что чучелка реальна? Может быть. Но давай не колебать столпы реальности без нужды. Вполне возможно, что это просто истерическая идентификация. Очевидно, что образ чучелки настолько вдохновил докладчика, что она сама заразилась страхом. И бабушка, и мать юного пациента, и терапевт – все стали жертвами массовой фобии. Я не буду развивать здесь линию обратного Эдипа и борьбы всех трех женщин за мальчика. Но советую докладчику лучше проанализировать собственные эмоции по отношению ко всем участникам терапии.

Озёрская не нашлась, что ответить на это. Она на самом деле не успела усмирить эмпатию, и страх неведомой чучелки нашёл дорожку к её психике. Ведь Светлана своими руками собрала из клочков бумаги ту страшную физиономию! Дальнейшая дискуссия была бессмысленной. Светлана покинула сцену, ограничившись выражением благодарности за ценные методические замечания.

Пусть этот небольшой провал станет ей уроком за недостаточный профессионализм. Как будто его когда-то бывает достаточно!

К счастью, после Озёрской никто выступать не вызвался. Врач не могла больше вынести удушающей атмосферы зала. Озарение душило её, то выбрасывая в сферу непознанного, то размазывая о бетонную стену науки. Страх. Чучелка. Тоска. Раздвоение. Кем стала вторая чучелка? Кого зашифровала психика мальчика в этом страхе? Или все эти тёмные образы исходили не от Димы и даже не от его бабушки?

Психологический центр «Озеро»

8 февраля, 2017

– Сколько пустовала Ваша дача?

– Почти всю осень и половину зимы.

– С октября, значит. Вы тогда просили меня уничтожить кое-какие бумаги из Вашего секретера.

Альтберг кивнула в ответ и пригубила чайный коктейль.

Озёрская хорошо помнила свой осенний визит на дачу. Атмосфера пустого особняка крепко въелась в полы белоснежного халата. Уже тогда в доме начал вить гнездо безымянный страх.

– Чучелка появилась вскоре после Вашего возвращения из Аргентины?

– Да.

– Первым её увидел Дима?

– Да. И я долго не верила, пока однажды ночью не засиделась над документами допоздна.

– Как выглядит чучелка?

– Не знаю. Я только слышала, как она прыгает на первом этаже дома.

Светлане очень хотелось верить, что чучелка была лишь выдумкой, слишком красочной страшилкой, которую вызвали к жизни просто так, со скуки или как лекарство от одиночество. Пожилые люди, как и дети, особо уязвимы. Они жаждут общения. И общий страх был бы идеальным поводом для воссоединения семейства.