Воспоминания интернационалиста К. Сойри о пребывании его отряда на станции Мысовая летом 1918 года свидетельствуют о том, что «в ряды красногвардейцев проникла масса уголовных элементов, которые стали заниматься грабежами, теряя тем авторитет среди населения». Отмечал он и массовое дезертирство, а также то, что омский отряд Ф. П. Лаврова из 800 бойцов самовольно бросил позиции у Верхнеудинска и «занимался грабежами»821. Обвинения Лаврова в неожиданном уходе с фронта повторяются во многих мемуарах и, по мнению П. А. Новикова, являются мифом более поздних времен, поскольку истинной причиной панического отступления красных стал внезапный прорыв войск подъесаула И. Н. Красильникова и 4‐го Томского полка через болотистую местность под Нижнеудинском, поддержанный атакой казачьего отряда.

Между тем один из мемуаристов, высоко оценивая военные способности Лаврова, проявленные в дальнейших боях после сдачи Иркутска, все же отмечал, что именно лавровские мадьяры ночью ушли от Култука, оголив левый фланг Прибайкальского фронта, а вслед за ними бросил позиции и отряд Каландаришвили. Оставшиеся после этого 2‐й Черемховский полк и всегда твердо сражавшийся китайский отряд были вынуждены быстро отходить от станции Култук. В полутора-двух верстах от Слюдянки панически настроенных черемховцев встретили «…грубые крики и ощетинившиеся… винтовки – это оказались мадьяры. Лавров в центре их, лупит плетью красногвардейцев. <…> …Лавров решил восстановить фронт благодаря нагайке[,] и всех отступавших красногвардейцев он избивал плетью, ему помогали человек 5–6 мадьяр… <…> Что они хотели сделать. Положить [насмерть] опять здесь красногвардейцев, а самому со своим отрядом уйти»822. В последней оценке можно видеть пристрастность мемуариста (который затем не без оснований обвинял Лаврова в расправах над черемховцами в Монголии), однако не исключено и то, что он был прав, ведь анархисты действительно были рады спастись любой ценой. Так или иначе, но красный фронт ненадолго восстановили только под станцией Танхой.

Характеризуя моральный облик советских войск, другой мемуарист сообщал, что к стоявшей в Забайкалье, под Акшей, красногвардейской части, составленной из нескольких сотен рабочих станции Чита-1 и Черновских копей и громко именовавшейся «Красным фронтом 4‐го района» (командир – бывший конторщик Черновских копей Удовенко), «…примазалось много уголовного элемента и начались, под видом реквизиции, грабежи [окрестных бурят]. Штаб повел с этим злом решительную борьбу, был расстрелян начальник разведки Хабаров, часть мародеров скрылась»823. Еще один партизан, говоря о том времени, когда советские войска откатились к Амуру, прозрачно намекнул на профессиональную непригодность крепко дружившего с бутылкой главкома красных войск Сибири П. К. Голикова: «Ввиду того, что у нас имело место пьянство, мы решили назначить командующим Лазо»824.

Пьянство в Красной гвардии было повсеместным: так, на Прибайкальском фронте, видя, что дела плохи, «…мадьяры ударяются в пьянство и пьют очень крепко. Спирт мадьярам выдавался все время». Поскольку русские красногвардейцы были этого лишены и протестовали против такого ущемления, алкоголь стали «давать и [русским] красногвардейцам»