. В новейшей книге И. С. Ратьковского, собравшего хронику белого террора, отсутствуют архивные данные, зато некритически использован массив советского лживого пропагандистского материала. Попытка в 2021 году оформить его в единое исследование (с элементами критики ряда советских источников и добавлением некоторых архивных документов) не избавила автора от тенденциозности, преувеличений, повторения ложной информации и архаичного вывода о террористической сути белой власти70.

Созданные Гражданской войной белые правительства хотя логичным образом и тяготели к авторитаризму, основывались все же на правовых принципах71. Так, современные историки отвергают мнение о режиме А. И. Дутова как террористическом72. Характерно, что ни одно антибольшевистское правительство на востоке России не преследовало цели установить тотальный контроль над общественным мнением73. По мнению ряда современных историков, именно Белое движение по преимуществу отстаивало модель либерального государства: «Другое дело, что целый ряд обстоятельств (и не в последнюю роль неуправляемость армии, выливавшаяся в нередкие акты „мщения“ и насилия) не позволил этому варианту общественного развития утвердить себя в России»74.

Необходимо отметить, что частые и жестокие расправы карательных экспедиций с родственниками подпольщиков и партизан, а также всеми, кто признавался подозрительным и нелояльным, сочетались в то же время с откровенно либеральным отношением к красным со стороны многих представителей как гражданских властей, так и силовых структур, особенно в управляемой эсерами Иркутской губернии. Основная часть низовых советских работников и радикально настроенных профсоюзных активистов в 1918 году либо полностью избежала репрессий, либо отделалась штрафами, порками или недолгим заключением. Уцелела и значительная часть экстремистских лидеров руководящего звена.

Как вспоминал управляющий Иркутской губернией П. Д. Яковлев, волостные советы он заменял на земские управы «почти без персональных изменений». Опередив военных, Яковлев создал гражданские следственные комиссии, которые в ближайшие недели освободили всех тех большевиков, за которых мог «хоть кто-нибудь поручиться», причем поручителей (обычно фиктивных) никто не проверял до самого конца 1918 года. Поэтому большинство арестованных в Иркутской губернии уже через три месяца вышло на свободу75. Управляющий Семиреченской областью в 1919 году назначил ряд бежавших из России совдеповцев на административные посты, не проведя их через следкомиссию76.

В Якутии основных большевистских активистов просто выслали за пределы области, а прочие разгуливавшие по Якутску деятели красной уголовщины усердно запугивали население скорым возвращением большевиков77. Пресса сообщала, что разбежавшиеся комиссары осенью 1918 года достаточно свободно чувствовали себя, например, во Владивостоке, где были узнаны Я. Д. Янсон и экс-военком Иркутского военного округа Т. М. Стремберг78. Благовещенская газета возмущалась, что «полумухинское» правительство эсера А. Н. Алексеевского (ушел в отставку с 11 ноября 1918 года) дает возможность оставшимся в городе красным требовать и кричать на площадях, угрожая возвратом совдеповщины, а убийц, на которых показывают родные жертв страшного мартовского погрома, не преследуют якобы «за недостатком улик» и «не розыском»79.

Б. Н. Мельников (впоследствии один из организаторов разведок Генштаба РККА и Коминтерна) был освобожден в декабре 1918 года в Хабаровске. Арестованный в Енисейске подпольщик П. Ф. Москалёв (будущий второй секретарь Бурят-Монгольского обкома партии) с августа по декабрь 1918 года пробыл в Енисейской и Красноярской тюрьмах, после чего оказался освобожден под залог