Известным партизанам-мемуаристам традиционно, но по обыкновению мягко ставили в вину недооценку роли большевиков. В рецензии на воспоминания П. Е. Щетинкина видный сибирский партиец Д. К. Чудинов в качестве недостатка отмечал, что единственным мотивом ухода в леса и формирования боевых отрядов были, согласно Щетинкину, не сознательность партизан, а только репрессии белой контрразведки и военных отрядов в отношении крестьян (дезертиров и укрывателей оружия. – А. Т.). Анализируя мемуары И. В. Громова (Мамонова) и П. Е. Щетинкина 20‐х годов, М. Е. Плотникова довольно показным образом удивлялась, что у знаменитых партизан нет ни слова о роли большевиков в создании партизанских отрядов и руководстве ими23. В 1987 году В. И. Шишкин недоумевал, как обошли тему партийного руководства в своих мемуарах видные партизаны-большевики – И. Е. Громов-Амосов, И. В. Громов (Мамонов) и Н. Урманский24. Между тем И. В. Громов и в рукописных материалах избегал подробностей о своих соратниках, кратко указывая, что это были уклонившиеся от мобилизации в армию беспартийные крестьяне-дезертиры. А начальник Главштаба армии Кравченко и Щетинкина А. Т. Иванов в мемуарах откровенно заявлял, что повстанческое «движение [среди крестьян Енисейской губернии] произошло стихийно, беспрограммно, экспромтно»25.

Настороженно-нигилистическое отношение к литературе 1920‐х – первой половины 1930‐х годов у большинства историков сохранялось до конца советской эпохи. Даже в 1983 году официозным автором давалась сугубо положительная оценка пресловутого «Краткого курса истории ВКП(б)», закрепившего «торжество марксистско-ленинской историографии над эсеровско-троцкистской и буржуазно-националистической»26. Крайнее негодование у ортодоксов вызывали «насквозь антимарксистские»27 работы о сибирской партизанщине троцкиста В. Б. Эльцина28.

Историками до самого конца советской эпохи некритически оценивались даваемые партизанами цифры боевых потерь со стороны противника, сильно преувеличивались масштабы ответного белого террора. Даже в наиболее основательных трудах предельно кратко и очень выборочно упоминались эксцессы, связанные с жестокими партизанскими чистками и грабежами захваченных населенных пунктов; при этом утверждалось, что подобные негативные стороны проявлялись якобы лишь в небольшой части отрядов, пораженных анархистско-эсеровскими тенденциями и оставшихся без благотворного влияния коммунистов29. По мнению М. Е. Плотниковой, партизанское движение в Сибири не только не дало примеров массовой махновщины, а, напротив, «в своем подавляющем большинстве с самого начала проходило на четко выраженной советской позиции, под преобладающим влиянием большевиков»30.

Недостаточно прорабатывался биографический аспект. Например, в дальневосточной литературе 60–70‐х годов повторялось мнение, что член ВЦИК З. Ф. Кулинич-Присяжнюк (убитый в Якутии в ноябре 1918 года31) погиб в начале 1919‐го в ходе восстания в Амурской области32, а бывший руководитель барнаульской Красной гвардии В. И. Устинович (расстрелянный советским трибуналом за изнасилование и убийство33) считался героически погибшим от рук белых34. Особенно тщательно скрывалось уголовное прошлое многих партизанских командиров.

Очень поверхностно исследователи касались взаимоотношений партизанских лидеров (а они были зачастую крайне конфликтны), бытовой составляющей жизни партизан, их противоречивых контактов с остальным населением, в том числе аборигенным, реакции на большевистские порядки, судеб видных партизан, не всегда находивших свое место в мирной жизни и очень рано ставших одной из мишеней чекистского террора.