Следующий момент – это коллективность. К примеру, едет грузовик с бригадой рабочих в кузове – это нормально и только раненный в голову мент полезет к рабочему классу проверять документы. Другой момент, едет полный грузовик добра, а кроме водителя никого нет. Экспедитора нет, сопровождающего нет, рабочих для выгрузки нет. В мое время это бы проканало, но вот в довоенные, вряд ли, потому что обычно транспорта не хватало на все точки и старались решать по несколько задач одновременно. Типа, туда бригаду, а обратно заедешь на склад и привезешь пару бочек «соляры». При этом, на складе нет лишних рабочих грузить эту самую соляру, а значит самовывоз или работы остановятся и по головке тебя за это не погладят. Короче бардак, но в советской системе это самый бардак был весьма и весьма закономерен. И это нужно учитывать. Отхождение от стандарта, сразу же вызовет вопросы и подозрения, а нам этого и даром не нужно.

Сижу вечером на кухне и листаю на «айпаде» документы, образца тридцатых сороковых годов. Документы конечно, дрянь. Бумага качеством ниже плинтуса, записи небрежные, фотографии, если есть, просто «швах». И по сотням книг вспоминаю, что, зная вот эту особенность хронической небрежности в документах, как раз-таки и ловили на этом моменте, немецких шпионов. Они-то дебилы, думали, что чем чище и правильней документ – тем лучше. Ан, нет! Любой, сильно ровный и правильный бланк с размашистыми подписями и красивым почерком, всегда вызывал подозрение, потому что уже на сотой проверке, любой, даже самый тупой мент понимал, что заполняют их глупые конторские обезьяны, которым за красоту почерка зарплаты не добавят не копейки денег. Вот и писали, как курицы лапами. А те редкие девушки, которые писали красиво и каллиграфично сразу же изымались в фонд райкомов и парткомов и к выписке документов обычных людей, никакого отношения не имели. Вот так-то!

Уже на третий день, после осознания надвигающейся катастрофы, я ходил по центральному рынку Мариуполя. Того, старого Мариуполя, и со мной был баул, слегка потрёпанного вида в котором я прятал свои «ништяки»: Двадцать коробок с иголками, двадцать коробок с заколками, двадцать пачек с наклейками детских мультяшных героев и десять пластиковых цветных ларчиков в которых девушки и женщины хранят свои богатства. На внешней стороне ларчиков, рисунки Москвы, Лондона, Парижа и прочих столиц мира. В платке на руке узелок, с образцами товара, всего по одному. Подходил к продавцам на рынке, кто выглядел по богаче, показывал. А когда спрашивали, откуда такая красота, тут же отвечал, брат привез из дальнего плавания. Обычно вопросы пропадали. Хоть за каждую единицу товара приходилось торговаться до упора, но справился за три с половиной часа. И на руках у меня образовалась невиданная по местным меркам сума – восемьсот семьдесят два рубля. К примеру, самый продвинутый токарь на заводе получал триста восемьдесят – триста девяноста рублей в месяц. Но таких работников на целый цех было – единицы. Средняя же зарплата была, около двести пятидесяти рублей в месяц, то есть, я за почти четыре часа заработал три с половиной месячных зарплаты.

Местный уголовный элемент меня «срисовал» в момент и вначале подослали «щипача». Тот крутился-крутился, выжидая момент, а когда я его окликнул и сказал, что ветеран НКВД, а мой брат начальник милиции, то тот сразу растворился в толпе, как будто его и не было. Чуйка опера, меня не подвела и в этот раз. Закрепляя успех, я нашёл в толпе патрульного милиционера и подойдя к нему презентовал набор иголок, где были от самой маленькой до самой большой – цыганской, за что тот долго жал мне руку, так как выяснилось, что в стране советов таких наборов, да с таким качеством не найти днем с огнем. Постового звали, Игнат. Тот сразу признал во мне своего брата-служивого хоть и на пенсии. Принял подарок и проникшись, рассказал, что его женская часть дома сегодня будет в восторге. Я ему посетовал, что мол получил получку с командировочными, пришёл на рынок жене прикупить подарки и меня чуть «щипач» не отработал по полной. Хотел задержать его для органов правопорядка, но зараза шустрый оказался. Я описал «шустряка» и служивый тут же его вспомнил.