Он работает на почте и слышит все, о чем говорят в городе. Но знахарка и так уже знает. Ей в почтовый ящик записки подсовывали. Кто-то из рыбаков или их жены – они очень боятся расплодившихся пальцев мертвеца.
У нее в окошке и правда висят высушенные водоросли. Клементина, что ли, братцам проболталась? Рыбаки их терпеть не могут: из-за них устриц все меньше, корпуса судов в гавани намертво обрастают.
«Думаешь, это смешно? А мы на хлеб себе не сможем заработать!»
Она подкладывает в печку сосновые ветки. Где Душегуб?
– Иди сюда, мудоскочек.
На колени он залезать не желает, хоть и знает, как знахарка по нему скучала.
«Кончай над морем колдовать, паскуда».
Собственный кот ее не слушается, какие уж тут водоросли?
Почему я спокойно могу смотреть, как убивают китов, но не переношу, когда убивают ягнят?
Дочь
Не думала, что получится вот так. Что она пойдет по правой лестнице в столовую и увидит, как Эфраим лапает Нури Визерс: залез рукой под ее рубашку, а та закрыла глаза, и веки у нее трепещут.
Дочь бесшумно на цыпочках поднимается обратно.
Не вдохнуть.
«Дыши, тупица».
Садится на площадке, пытается расслабить мышцы грудной клетки, чтобы туда пошел воздух.
«Дыши, глупая белая девочка».
Нужно дотерпеть до конца дня. Высидеть латынь и математику. Забрать новые ретейнеры для зубов.
Нури Визерс? Да кому могут нравиться эти нечесаные патлы, черные тени для глаз и лак цвета звериного дерьма!
Именно сейчас, как никогда, не хватает Ясмин.
Ясмин обожала клубнику и была сама не своя до взбитых сливок.
Пела псалмы и курила травку.
Она бы сказала: «Да забудь ты про эту готическую шлюшку».
Она бы сказала: «Да через пять лет ты этого засранца и не вспомнишь».
Ясмин была умнее дочери, но получала не такие хорошие оценки из-за своего «отношения».
Ясмин вышла из туалета, а в руке у нее был тест.
За месяц до того вступил в силу запрет на аборты по всей стране.
Дочь думала: «Надо как-то переправить тебя в Канаду». Тогда еще не закрыли границу для тех, кто хотел сделать аборт. Розовая стена была всего лишь проектом.
А через полтора года на канадской границе начали арестовывать американок и возвращать их в Штаты, где власти предъявляли им обвинения.
– Ну конечно, давайте будем на деньги налогоплательщиков криминализировать несчастных женщин! – сказала на уроке Ро/Мисс.
– Но они же нарушают закон, значит, это преступление.
– Законы не явление природы. У каждого закона своя, зачастую страшная история. Слыхали про Нюрнбергские расовые законы? А про американское расистское законодательство?
Ясмин бы понравилась Ро/Мисс – она так рассказывает про историю, что все запоминаешь, а одевается как дети: коричневые вельветовые штаны, зеленые худи, кроссовки.
Теперь внутри у дочери кучка клеток, и они размножаются. Половина Эфраима, половина ее.
«Ты же не знаешь наверняка».
Она таскает тест в портфеле.
Если она действительно…
А может, и нет. Ничего такого дочь не чувствует.
Но если да, то что же делать?
«Не волнуйся попусту», – мама.
«Делом займись», – папа.
Может, и правда нет.
На уроке математики Нури Визерс постукивает железным носком тяжелого ботинка по ножке стула – радуется, наверное. Предвкушает, как в следующий раз встретится с Эфраимом. Куда они пойдут? Чем займутся? Как далеко уже зашли? И Эш нет – некому дочь поддержать, в этом классе у нее нет друзей, на матанализе она одна из десятого, остальные – из одиннадцатого и двенадцатого. Собственные одноклассники считают дочь выскочкой, потому что она переехала из Салема и ходит на дополнительные занятия, и отец у нее не рыбак, а еще она как-то сказала, что глупо называть учительниц «мисс». А теперь сама так называет, чтобы не казаться выпендрежницей.