– А зачем шелковое белье? – спросил он лукаво.

– А зачем нужны зенитные реактивные системы залпового огня? – в тон ей спросила она.

Задернув штору, девушка напустила в комнату мрака, в которой разобранная постель стала похожей на льдину. Сама она отличалась гибкостью, словно посещала уроки гимнастики, и двигалась красиво, ритмично, никогда не сбиваясь с такта.

Вздернутая верхняя губа открывала ее десны и зубы, но что она говорила, звучало неразборчиво. Впрочем, слова страсти у нее не менялись. При этом она хохотала и шумела так сильно, что ее слышал весь дом.

Внезапно веселье оборвалось. Послышался кашель, потом шаги. Горничную позвали.

– София Геллер! – раздался голос консьержа.

Да, ситуация нынче не благоприятствовала.

Недовольным голосом девушка ответила, что все еще убирается, но это послужило концом веселья.

– Пожалуйста, ваши вещи, герр доктор, – громко произнесла она.

Фрейлейн Геллер взяла на себя заботы о его одежде, и теперь его костюм, выстиранный и выглаженный, выглядел как новый. Доктор бросил взгляд в ее сторону. Пушистые волосы золотились на солнце. Пуговицы на черном костюме тоже светились золотом.

– Я хотела украсть что-нибудь на память о тебе.

– У тебя останется чистое лицо. Чем не память? Ступай, тебя зовут.

Он сказал Софии, что задержится в мансарде, хотелось вздремнуть в тишине, чтобы его никто не беспокоил.

– Выпей какао, я только что сварила.

От вакхического лица ничего не осталось, оно приобрело черты горничной, которая облачалась в черные и белые цвета служительницы культа чистоты.

Он знал, что его возлюбленная обожала какао. После ее ухода на столе осталось коричневое пятно, которое она не потрудилась стереть. София оказалась на редкость неаккуратной.

После её ухода Пустовойт мгновенно заснул. Девушка лечила его от бессонницы. Он не спал несколько суток.

Когда отдохнувший, он спускался с лестницы, ему снова попался консьерж и спросил:

– Как прошло обследование в больнице?

– Взяли анализы. У Валерии пошла моча.

– Это прекрасно.

Пустовойт криво улыбнулся. Разбирая саквояж, он обнаружил пропажу некоторых вещей, в частности, пузырька с морфием.

На лестнице задребезжал звонок, который шаги разбудили Валерию, и она позвала:

– Кто там пришел, Коля? Прямо стены трясутся.

– Это доставка из ресторана. Вино тебе не повредит.

Пустовойт принес ей воды, дал лекарство, подождал, пока выпьет. С улицы доносились голоса, один Софии, другой – мужской. Тот брат, о котором предупреждал консьерж.

– А сейчас – за работу!

Лера закрыла глаза, она отказывалась участвовать в неприятной процедуре. В этот день, как и в любой другой, доктор выполнял нелегкую обязанность запихнуть жену в ванну. Она не желала туда идти и застревала, как устрица в раковине. Разместиться в крошечном закутке удавалось с большим трудом. Доктор все еще занимался купанием, когда раздался звонок в дверь.

Послышались шаги на лестнице. Консьерж вошел, чтобы доложить о выполненном поручении. Он шепнул доктору:

– Вас зовут.

Пустовойт вышел в коридор и приветствовал кивком незнакомца.

– Извините, я крайне занят.

Молодой человек стал настаивать, но доктор его оборвал:

– Вы явились не к месту. Выберите другое время.

С его рук ручьем текла вода.

Лера привстала и пыталась разобрать, о чем они говорили, но тщетно.

– Кто приходил? Почтальон? Это из Сызрани? – допрашивала она.

На ночном столике стоял стакан с лимонадом, к которому она не притронулась.

Консьерж принес корреспонденцию – многочисленные телеграммы из Сызрани и Киева. Чистая после ванной Лера лежала в постели, утопая в потоке поздравлений. В отсутствие Пустовойта приходил посыльный из пекарни с пирожными на её 25-летие. От фрау Фишер.