После того как на столе появился арбуз, а Стас приволок из дома древний кассетный магнитофон, Лев понял, что его душевные метания потихоньку успокаиваются. Несомненно, важную роль в его предыдущем состоянии сыграло вино, которое взыграло в его крови. Напиться им до состояния «всех люблю, а жизнь прекрасна» можно было быстро и совсем незаметно. Потому Гуров, поговорив с Машей, позволил себе расслабиться. Он замолчал, разрешив себе никого не слушать, не участвовать в разговоре и, если получится, не думать ни о чем хотя бы пару минут. У него получилось. Несмотря на то что этот тип Тихомиров и не собирался уходить, вечер все равно получился неплохим. И уже остывшие шашлыки, и прохладный ветер, неприятно обдувавший шею, не портили настроение. Наталья и Маша давно не участвовали в мужском разговоре и болтали о своем. Тихомиров о Маше также забыл. Они со Стасом обсуждали рост цен на нефть и вспоминали соседку Стаса по даче, которая каждым летним утром на всю округу врубала песни группы «Лесоповал».

Вскоре, однако, Тихомиров снова перевел разговор на интересующую его тему. Лев Иванович отставил пустой бокал и решил вникнуть в смысл диалога.

– …начинали строить еще в семидесятых, – говорил Олег, – но стройка растянулась надолго. В восемьдесят восьмом вкрутили последнюю лампочку. Казалось бы, живи и расслабляйся! Но тут стало отваливаться то, что было возведено почти двадцать лет назад. По фундаменту пошла трещина, вздулся линолеум на кухне. Мы давай всё по новой. Так и ходили по кругу. Несколько раз начинали ремонт заново, но постоянно что-то мешало его закончить. То девяностые помешали, то сын родился. Нет, я серьезно намеревался возвести здесь вполне сносное жилище, но… перегорел. А теперь дом и вовсе мне не нужен.

– Как давно с женой развелся? – деловито спросил Стас. Спиртное действовало на него совсем не так, как на других. Опрокинув несколько рюмок, многие крепко стояли на ногах, но испытывали внезапный прилив заботы и проявление участия к судьбам собутыльников. Гуров терпеть не мог подобные метаморфозы, и когда чувствовал за собой или за кем-то другим внезапное проявление любви или нежности к остальным, то сразу же останавливался, отказываясь от следующей порции горячительного. Крячко же обладал каким-то талантом пить много, но не превращаться в диванного психотерапевта. Гуров ценил в нем это умение, и вопрос о личном, который Стас задал Тихомирову, нисколько его не встревожил. Стас умел залезть в чужую душу хоть трезвым, хоть подшофе.

– Бывшая хоть знает, что у нее теперь нет дачи? – допытывался он.

– Ей я сообщил первым делом, – ответил Тихомиров. – Дом записан на меня, но когда-то я планировал передать его сыну. Но он со мной после развода не общается. Все новости через его мать. От денег она тоже отказалась. Не хочет ничего от меня. В принципе, дом ей абсолютно ни к чему. Она человек городской, природу не особенно жалует. Когда мы были еще вместе, то она и в те времена не рвалась сюда. Если и бывала, то после моих долгих уговоров. Ей по душе городские мотивы.

– И как давно вы не виделись с сыном? – раздался голос Маши.

Мужчины обернулись. Наталья и Маша, оказывается, тоже решили послушать историю Олега.

– Извините, – спохватилась Маша, перехватив удивленный взгляд Тихомирова. – Это не мое дело.

– Никаких секретов, – пожал плечами Олег. – Были женаты ровно тридцать лет. Развелись год назад. Я встретил другую женщину.

– Бывает, – поджала губы Наталья.

Тихомиров провел рукой по колену, словно стряхнул с него что-то.

– Знаете, я думаю, что иногда нет смысла притворяться, будто у вас с кем-то все в жизни отлично. Это чувствуется, но мало кто может в этом признаться. Живут люди и мучаются. А я не захотел так. И подумал, что сын уже готов к нашему с супругой разводу, но мне только так казалось. Он не понял. Или понял, но не принял моего решения. С тех пор он меня знать не желает. Для него я предатель, несмотря на то, что с женой мы разошлись довольно мирно. Просто она тоже от меня устала. Мы не интересовали друг друга, понимаете? Ни в каких смыслах.