Un curé vertueux et sans intrigue est une Providence pour le village.

Fleury

Добродетельный кюре, чуждый всяких происков,

поистине благодать божья для деревни.

Флери

Следует сообщить читателю, что священник Верьера, восьмидесятилетний старик, обладавший, благодаря живительному горному воздуху, железным здоровьем и железным характером, имел право посещать во всякое время тюрьму, больницу и даже дом призрения. Так вот, ровно в шесть часов утра господин Аппер, с рекомендательным письмом к священнику, прибыл из Парижа в этот маленький любопытный город. И тотчас направился к дому священника.

Во время чтения письма, написанного ему маркизом де Ла Молем, пэром Франции, самым богатым местным землевладельцем, священник Шелан пребывал в задумчивости.

– Я стар и здесь меня любят, – сказал он, наконец, вполголоса, – они не осмелятся… – и устремил на приезжего из Парижа взгляд, в котором, несмотря на преклонный возраст, горел тот священный огонь, который возвещает об удовольствии совершить хороший, хотя и слегка опасный поступок.

– Отправимся вместе, сударь, но прошу вас, в присутствии тюремщика и в особенности смотрителей дома призрения, не выражайте вашего мнения относительно вещей, которые мы увидим.

Господин Аппер понял, что он имеет дело с благородным человеком; он последовал за почтенным священником, посетил тюрьму, больницу, дом призрения, задавал множество вопросов и, несмотря на странность ответов, не позволил себе выразить ни малейшего осуждения.

Осмотр длился несколько часов. Священник пригласил господина Аппера пообедать, но тот отказался под предлогом писания писем: он более не желал компрометировать своего великодушного спутника. Около трех часов пополудни эти господа отправились довершать осмотр дома призрения и затем снова возвратились к тюрьме. Там они встретили у дверей тюремщика, огромного человека ростом в шесть футов, с кривыми ногами; его гнусная физиономия от страха сделалась крайне отвратительной.

– Ах! сударь, – сказал он священнику, лишь только увидел его, – господин, который с вами, и есть господин Аппер?

– Ну так что ж? – сказал священник.

– А то, что со вчерашнего дня я имею самый точный приказ, присланный господином префектом с жандармом, скакавшим всю ночь, не допускать господина Аппера в тюрьму.

– Объявляю вам, господин Нуару, – сказал священник, – что путешественник, сопровождающий меня, – господин Аппер. Признаете ли вы, что я имею право посещать тюрьму во всякое время дня и ночи и приводить с собой кого я хочу?

– Да, господин священник, – ответил тюремщик тихо, опустив голову подобно бульдогу, который смиряется под угрозой палки. – Но, господин священник, у меня жена и дети, если узнают, что я его пустил, – меня уволят; а я только и живу на жалованье.

– Я тоже не хотел бы лишиться своего прихода, – возразил добрый священник взволнованным голосом.

– Вот уж сравнили! – возразил тюремщик с живостью. – Известно, господин священник, что у вас восемьсот ливров ренты.

Таковы были события, которые, комментируясь и искажаясь на множество ладов, волновали уже два дня обитателей Верьера. Теперь они послужили предметом беседы господина де Реналя с его женой. Утром в сопровождении господина Вально, директора дома призрения, господин де Реналь отправился к священнику, чтобы выразить ему свое живейшее неудовольствие. Господин Шелан покровителей не имел, и он хорошо почувствовал намек.

– Ну что ж, господа, я буду третьим восьмидесятилетним священником, которого сместят в этой округе. Я служу здесь пятьдесят шесть лет; я крестил почти всех жителей города, который был лишь поселком, когда я сюда приехал. Ежедневно я венчаю молодых людей, а когда-то венчал их дедов. Верьер – моя семья; но даже из страха потерять ее я не пойду на сделку с совестью и не изменю своему духовному наставнику; я сказал себе, увидав приезжего: «Этот человек из Парижа, быть может, и вправду либерал, но какой вред может он причинить нашим беднякам и нашим заключенным?»