– А ты думаешь, мы где, а? В Краснодаре, деточка, в Краснодаре, в столице Кубани! – хором заорали мы, отъехав на безопасное расстояние. «Казарма» проснулась окончательно и начало дико ржать.

Я посмотрел в зеркало заднего вида. Уже достаточно далеко, позади, таяло в тумане очертание толи стога сена, толи огромной человеческой фигуры с растопыренными от удивления руками, похожими на воткнутые в стог грабли …

Вы спрашиваете меня о моем отношении к институту церкви. Модный одно время вопрос, но я до сих пор не могу найти на него однозначный ответ. Я сформулировал его по-конформистски расплывчато – хрен его знает!

Итак, представьте: первые числа января 1993 года. Конец Рождественского Поста, канун Крещения. Группа специалистов АО «Росвнешторг» (я в ее составе самый молодой и неопытный инженер-экономист II категории) прибыла в славный город Смоленск, на ликероводочное предприятие с говорящим названием – «Бахус». Предстоял шефмонтаж новой, но уже побывавшей где-то в эксплуатации, немецкой разливочной линии.

Знакомство с производством началось с посещения лаборатории разливочного цеха. Обстановка в лаборатории отчетливо напоминала сцены из «Собрания на ликероводочном заводе», Михал Михалыча Жванецкого. Прямо из стены, внутрь лабораторного помещения торчали краны-штуцеры, по-видимому, для взятия проб продукта на разных стадиях процесса розлива. Вдоль стены, граничащей с разливочной линией, но с внутренней ее стороны, бесконечно тянулся, скрываясь за производственным горизонтом, широкий стол из струганных досок.

Убранство стола являло собой «кулацкий шик»: квашеная капуста, соленые грибы, вареные яйца, сало и прочая не очень изысканная, но аппетитная снедь. Короче не еда, а закуска! Для полной ассоциации на столе не хватало только большой, в четверть ведра, бутыли самогона… Но ее с успехом заменяла огромная лабораторная колба со свеже произведенным «продуктом».

Осмелюсь предположить, стол этот служил местом проведения многочисленных и разнообразных цеховых мероприятий: от дней рождений работников и их поминок, до празднования 8-го марта и профсоюзных посиделок.

С дальнего торца стола расположилась довольно колоритная компания. Во главе стола огромным черным валуном возвышался местный служитель культа – настоятель одного из главных смоленских православных храмов. На его могучей груди и животе горизонтально лежала значительная цепь с распятием… Епископальная бордовая камилавка на его голове по цвету почти сливалась с большим и разгоряченным алкоголем лицом.

По обе стороны от батюшки, как народные заседатели в суде, расположились двое крупных мужчин: справа от священника – главный инженер завода, слева- главный технолог.

В углу, у лабораторного шкафа притаилась черной птичкой Матушка – благоверная супруга Отца-настоятеля. Она постоянно исполняла крестное знамение, скороговоркой произнося при этом тихим, но уверенным голосом только одну фразу:

– Батюшка, грех-то какой, Пост же, Отец родной!

Компания широко и весело отмечала удачную «сделку»: завод отгрузил в епархию цистерну очищенной воды для приближающейся крещенской дистрибуции. Так как переговоры, судя по всему, прошли успешно, настроение за столом царило приподнято-возбужденное.

Увидев нашу делегацию, Батюшка обрадовано протрубил: – C путниками (командировочные тоже путешествуют, как будто) и в Пост выпить – не грех!!

И моментально «махнул» очередную рюмку – Спаси и помилуй!

Матушка, перекрестившись, дежурно проохала из-за шкафа: “Батюшка! Пост же!»

– С путниками имею право!– не терпящим возражений тоном, немного « с нажимом», но задорно парировал поп.