Руководители города опустили головы. Повисло молчание. Вдруг распахнулась дверь.

– Иван! Тулак! Выйди по срочному делу, – прохрипел комиссар с оплывшим лицом и кепкой в руке.

– Извините, товарищи. Должен поговорить с комиссаром Селивановым.

– Ты что тут делаешь? – раздался приглушённый голос из-за двери. – У нас заседание. Народный комиссар из Москвы, а ты опять пьян!

– Нет, ты что! Я ж без запаха.

– Морфий?

– Нет, ты что! Я ни-ни. На Урюпино беляки идут. Дай денег! Соберу солдат, отгоню. У меня ж там семья.

– Опять врёшь? Ладно, иди в казначейство. Скажи, я приказал. Сколько надо?

– Тыщ сто, а то не пойдут.

– Не появляйся тут!

Начальник гарнизона города вернулся в кабинет.

– Извините, товарищи.

– Штаб подготовил план действий… – продолжил Снесарев.

– Хороший доклад, товарищ Снесарев, – перебил народный комиссар, куривший трубку у открытого окна. – Очень хороший! – у говорящего был сильный грузинский акцент. – Грамотный! По всем правилам военной науки. Вот только действовать мы будем по-другому! Решительно, по-революционному! Дисциплину наведём железной рукой. Командиров заставим ответственно служить делу революции, а воров-интендантов расстреляем. И в городе наведём революционный порядок. У вас тут кругом спекуляция, базары, лавки, трактиры. Цены пляшут! Слишком много продовольствия на такой маленький уезд. А губернии голодают. Неправильно! Не для того мы делали революцию! Продовольствие соберём, отправим в Москву, Петроград, Воронеж, Рязань. Теперь все решения должны согласовываться со мной. Касается всех, в том числе работников штаба. А город защитим! Заставим буржуев рыть окопы.

– Товарищ Сталин, Вас назначили чрезвычайным представителем только по продовольствию, – возразил Носович.

Сталин смерил его тяжёлым взглядом, сделал глубокую затяжку и медленно выпустил густой дым в комнату.

– У меня самые широкие полномочия.

– А мандат есть?

– Будет. Закончим на этом. А Вы, товарищ Борман, останьтесь.

После разговора со Сталиным Борман принялся за решительные меры. На пристанях и вокзалах были выставлены кордоны. Устраивались облавы на дезертиров, спекулянтов и беженцев. Тюрьмы наполнялись арестантами, базары и лавки закрывались. У пристани появилась чёрная баржа – плавучая тюрьма для «врагов революции». В театрах, синематографах и купеческих домах разместили лазареты. Улицы патрулировались круглосуточно. Всех подозрительных задерживали. Город перешёл на полуосадное положение.

Алексеев и Котов сидели в ресторане отеля «Люкс» в приватной комнате. Алексеев сам выбрал меню. Суп «Сэн-Руссарэн», английский ростбиф с кровью, спагетти «Миланезе», страсбургский пирог с утиным паштетом и салат «Люсьен Оливье» с перепелами, шейками раков и чёрной икрой. Подумав, добавил свиные рёбра с медовой глазурью и помидоры, начинённые орехами, сыром, зеленью и майонезом. На десерт принесли эклеры с дольками лимонов и неаполитанское вино «Лакрима Кристи». Алексеев попросил ещё бутылку шампанского «Луи Родерер».

– Превосходный отель! – с довольным видом произнёс он, расправляя салфетку.

– Последний островок павшей империи, – согласился Котов. – Дорого, как в Париже!

– Не волнуйтесь! Денег хватит на всё. Даже на мятеж останется, – громко захохотал Алексеев.

– Откуда столько? Партия собрала?

– Наша партия уже на закате. Большевики опередили! Первые у немцев взяли. Миллионы марок! Миллионы!!! Вот где мы проиграли. Надо было раньше предлагать себя, а не заниматься эксами. Угадайте, у кого получил деньги.

– Неужели у Ленина?!

– Ха-ха-ха! – Алексеев вытер выступившие слёзы. – Почти. У Троцкого! Большевикам нужна бакинская нефть, а тут я – «верный союзник» и близкий по духу революционер. Троцкий своим не доверяет.