А сейчас я уже собираюсь на море, письмо это после моря перепишу на чистовик и отправлю вечером уже сам, когда пойдем в город.

Еще думаю написать письмо Галечке, она ведь уже кое-что читает, и ей на следующий год в школу – надо тренироваться.

ЗДРАВСТВУЙ, ГАЛЕЧКА! КАК ТВОИ ДЕЛА? У МЕНЯ ВСЕ ОЧЕНЬ ХОРОШО, Я НА МОРЕ! ПОШЛЮ ТЕБЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ РИСУНКИ МОЕГО ДРУГА АНДРЮШИ, ЧТОБЫ ТЫ ЗНАЛА, ЧТО ТАКОЕ МОРЕ. ТЫ УЖЕ НАВЕРНОЕ ЧИТАЕШЬ ЛУЧШЕ, ПОТОМУ ЧТО ТЫ СТАНОВИШЬСЯ ЛУЧШЕ С КАЖДЫМ ДНЕМ. Я ПРИВЕЗУ ТЕБЕ МНОГО РАКУШЕК И КРАСИВЫЕ-КРАСИВЫЕ БУСЫ, ТОЛЬКО СКАЖИ, КАКОГО ХОЧЕШЬ ЦВЕТА.

НЕ ГРУСТИ, ЧТО Я С ТОБОЙ СЕЙЧАС НЕ ГУЛЯЮ. КОГДА Я ПРИЕДУ В МОСКВУ, Я БУДУ ГУЛЯТЬ С ТОБОЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ.

(ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ МОСКВА? МОСКВА – ЭТО СТОЛИЦА НАШЕЙ РОДИНЫ. ТЫ ЖИВЕШЬ В МОСКВЕ!)

ТЫ УЖЕ ЛУЧШЕ ПИШЕШЬ БУКОВКИ, ПРАВДА? ЕСЛИ СМОЖЕШЬ, НАПИШИ МНЕ ПИСЬМЕЦО РАЗНЫМИ ЦВЕТНЫМИ КАРАНДАШАМИ.

Я ИЩУ ДЛЯ ТЕБЯ КУРИНОГО БОГА – ЭТО КАМУШЕК С ДЫРОЧКОЙ, В НЕЕ НАДО ЗАГАДАТЬ ЖЕЛАНИЕ, И ОНО ОБЯЗАТЕЛЬНО СБУДЕТСЯ.

НЕ СКУЧАЙ, СЕСТРЕНКА.

ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОПРОБУЙ НАПИСАТЬ МНЕ ОТВЕТ, КАК ВЗРОСЛАЯ.

Рассказывать эту историю людям будущего тоже как-то странно, скорее уж ее я адресую будущему себе, чтобы не забыть, не потерять. Много хороших моментов, которые я хочу сохранить, и много странных моментов, которые не хочу забыть, над которыми собираюсь поразмыслить.

На море опять было здорово. Мы с Андрюшей и Валей делали песчаный замок, а Фира носила для него ракушки-окошки. Володя и Боря искали человека, который продавал горячую кукурузу, даже пошли на соседний пляж (и я думаю, Боря там курил).

Максим Сергеевичу снял шлепки и стоял на мокром песке, иногда волна добегала до его ног, и он смешно поджимал пальцы.

– Красиво выходит? – спросил Фира. – А, Максим Сергеевич?

– Ну, не Гауди, конечно, – сказал Максим Сергеевич задумчиво. – Но почему бы нет?

Мы занимались нашим делом сосредоточенно, и вскоре перестали его замечать, а потом он вдруг сказал:

– Эй, орлы, а вы осознаете, что живете в полностью искусственном мире?

– Что вы имеете в виду? – спросил Андрюша.

– В университете я изучал историю заката Земли, двадцатый и двадцать первые века. Специализировался на двадцатом. Очень интересное время. Тревожное. И вот вы живете в ностальгическом спектакле для ученых и любителей. Как в зоосаде. Но ведь это все не ваше, а ваше – что? Где ваши золотые наряды и каннибальские оргии?

– Я рад отсутствию каннибальских оргий, – сказал я.

– Да, Жданов, я рад тому, что ты рад. А твой язык? Такой клишированный, такой книжный, как будто взяли старые газеты и вытряхнули из них лозунги.

– А что вы хотите сказать? – спросила Фира.

– Сам не знаю, – сказал Максим Сергеевич. – Просто когда-то ваши предки строили дворцы из костей, а теперь вы ходите строем и распеваете гимн.

– Так это ведь плохо, – сказал я. – Дворцы из костей.

– Справедливости ради, – сказала Фира, – еще более дальние наши предки тоже ходили строем и распевали гимн.

– Это тоже правда, – сказал Максим Сергеевич. – Но все-таки странно, до чего мы все пластичны. Валя, сбегай принеси мне панамку, а то голову напечет. И сама надень.

Фира вдруг спросила:

– А вам не противно с нами?

– Нет, – сказал Максим Сергеевич. – Хотя дети мне в целом не нравятся.

– Но вы знаете, что я имею в виду.

Максим Сергеевич вздохнул, посмотрел куда-то вдаль, почесал нос. Прибежала Валя с панамкой, и Максим Сергеевич долго вертел ее в руках.

– Да нет, – сказал он. – Не могу такого сказать. Я ожидал худшего, когда сюда летел. Но сначала, сначала такое чувство было. А теперь прошло.