Сначала-то это был вовсе и не катализатор, а, так, смутный, неприятный намек, далекое видение вообще-то возможной, но нелепой и неправдоподобной катастрофы. Однако со временем тревожный фантом приобретал все более реальные, осязаемые черты, неуклонно материализуясь в мрачно надвигающийся катаклизм, кошмарной сутью которого являлся крах «могучего и нерушимого» Союза Советских Социалистических Республик.

Вот это-то апокалиптическое видение и всплывало, отчетливей, чем у кого-либо, в сознании кэгэбэшников, вот оно-то и действовало, как катализатор. И не мудрено, что именно офицеры КГБ буквально всей своей кожей ощущали надвигающееся бедствие. Ведь они были наиболее осведомленными гражданами и, в отличии от основной массы советского народа, достоверно знали о бедственном состоянии советской экономики, о трудно преодолимой отсталости промышленности и сельского хозяйства, о слабой дееспособности политической системы.

Признавая широкую осведомленность КГБ о положении в стране, нужно отметить, что и народ был не совсем слеп. Когда с разрешения Хрущева на прилавках магазинов стали во все большем количестве появляться зарубежные товары, то люди сразу же оценили их высокое качество. Импортная одежда, обувь, мебель, бытовая техника, радиоэлектроника были настолько лучше отечественных аналогов, что народ стал буквально охотиться за иностранным ширпотребом. А свою реакцию на низкое качество отечественной продукции оформил в виде анекдота:

– Вопрос: «Что жужжит, не летает и в цель не попадает?»

Ответ: «Советский бесшумный летающий аппарат для точного попадания в цель.».

Перманентно не богатые прилавки продовольственных магазинов уже к 80-ым годам стали пугающе пустыми. Кроме Прибалтики, которую власти всячески умасливали, мясо, мясные консервы, колбасы, копчености, сыры практически исчезли из свободной продажи на всей территории Союза. Их можно было купить лишь в Москве, в Ленинграде и в столицах союзных республик, куда и устремлялись алчущие мясных деликатесов людские массы. Ехали на личном транспорте, на автобусах, выделяемых профсоюзами, на поездах.

В Союзе при наличии какой-либо безысходности народ терпеливо ждал улучшения. Когда же этого не происходило, он выдавал анекдот. Вот и в данном случае получила широкое хождение анекдотическая загадка про длинное, зеленое, пахнущее колбасой.

Людям уже надоело плеваться на экраны телевизоров при виде грузного Генсека, на грудь которого навешивался очередной орден. Правда, плевались не все. Те, кому положено, не плевались, а подсчитывали награды, которыми был удостоен тов. Брежнев. Когда они все посчитали, то сначала удивились, а потом занесли его имя в «Книгу рекордов Гиннеса», потому, что имел Генсек неимоверное количество орденов и медалей, а если конкретно, то 136 полновесных экземпляров. Среди них только орденов Ленина насчитывалось 8 штук.

Народ попривык и уже не закрывал глаза, чтобы не видеть как мучается дорогой Леонид Ильич, вычитывая по бумажке имя отчество своего соратника, которого он публично поздравлял с каким-то юбилеем. Народ, как и в любой безысходности, реагировал на государственный маразм анекдотом:

– Брежнев на заседании Политбюро: «Идея!». К нему бросаются с блокнотами, чтобы записывать. Он удивленно на всех смотрит и продолжает: «Я спрашиваю, иде я нахожусь?».

Советские люди не возмущались, не бастовали, не бунтовали (ну разве что разок в Новочеркасске). Под влиянием сладкозвучной прессы они надеялись и ждали, что неудобства скоро кончатся, что вот-вот наступят золотые дни, когда и джинсов и колбасы будет в достатке. Тем более, что в Программе КПСС (принята на ХХП съезде КПСС в 1961г.) четко утверждалось: