Зинка сбивчиво, через всхлипы рассказала, что Дуньку куда-то уведут, а мать с отцом где-то будут работать в «конхозе». Бабушка, как обычно, ничего не поняла из слов Зинки, обнимала ее, гладила по голове и с тихой улыбкой приговаривала: «Бог все видит, все знает. Наше дело – работать тихонько и молиться».

За три дня в колхоз вступили 14 домов. В это время в селе объявили кулаками еще 3 семьи. Из города тогда прибыли несколько уполномоченных, и на собрании зачитывалась статья Сталина «К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса». Все собравшиеся слушали очень долго перемешку монотонных и однообразных слов: ограничения капиталистических элементов, вытеснения, эксплуататорские тенденции кулачества. Далее их сменило повторение слов «сломить», «громить», «ликвидировать». Требовалось огромное усилие, чтобы понять, о чем идет речь. В конце этой статьи звучала фраза, которая должна была все пояснить:

«Нынешняя политика партии в деревне есть не продолжение старой политики, а поворот от старой политики ограничения и вытеснения капиталистических элементов деревни к новой политике ликвидации кулачества как класса». Но понятнее не стало.

Потом читали «Правду», где писалось о «тяжелой ситуации на селе», «повсеместном засилье богатого крестьянства» и зловредных «кулацких элементах». В письмах возмущенных трудящихся слышались призывы уничтожить, раздавить, растоптать и вырвать с корнем кулаков из деревни.

Уполномоченный все распалялся, читая с яростным накалом, но не получая отклика и поддержки собравшихся. Крестьяне уже давно привыкли к громким и бурным речам о кулаках, которые эксплуатируют, то есть пьют кровь трудового крестьянства и мешают строительству новой жизни.

Но впервые речь шла об уничтожении. Подытожил уполномоченный словами о том, что каждый честный крестьянин должен помочь в раскулачивании, чтобы наконец вздохнуть спокойно. А каждый кулак сдаст свое имущество и будет выселен вместе с семьей в ближайшее время.

Объяснение, кто такой кулак, постоянно менялось: тот, кто нанимал работников летом в поле, а также тот, у кого больше двух коров, или пара быков, или большой дом, или излишки домашнего имущества. Что такое излишки, тоже понятно не было.

Оказалось, что уже подготовлен список из трех кулаков. Один давно имел не лучшие отношения с односельчанами. Он часто ссуживал под грабительский процент, зная, что налоги платить нужно, а в долг взять особо не у кого. Обращались к нему в самых крайних случаях. Скуп был чрезвычайно, все время копил и накупал много всяческого барахла: и шубы, и тулупы, и валенки, и платки – всего было сполна. Какой вред от него – неясно, но защищать его никто не стал.

Объявление двух других соседей кулаками заставило собрание заголосить. Уж никак они не вязались с образом хитрого, жадного, измывающегося над крестьянами негодяя. Как ни пытались укричать, уговорить – не получилось. У Тимофея, похожего на богатыря, были уже взрослые сыновья, толковые, умелые, с которыми он работал вместе не покладая рук. Они отстроили мельницу, всегда пускали соседей, иногда ничего не беря взамен. Все знали, Тимофей – рукастый и хозяйственный, чужого никогда не брал, а если нужно – всегда помогал.

Михаил – из семьи крепких крестьян, не так давно собрал новый добротный дом. У него была обычная семья: мать, жена, пять дочек и один долгожданный сын. Ему досталось от отца крепкое хозяйство, и он смог его еще больше укрепить и расширить. Летом, в самую горячую пору, нанимал всегда двух-трех батраков и работал вместе с ними в поле без сна и отдыха, платя им урожаем и деньгами. Крестьяне с ним советовались, видя, как у него все ладно и грамотно устроено. И теперь Михаил вдруг стал их главным врагом – эксплуататором.