«Что не так, черт возьми?»

Он никогда не чувствовал ничего подобного.

«Я умираю?»

Уолтер стал подъезжать к обочине, но передумал.

«Если я должен умереть, то предпочел бы умереть дома. Не здесь, не посреди улицы. Я пережил многое – малярию, дизентерию, паразитов – и смогу добраться до Эссекса».

Он сосредоточенно вел машину, вцепившись руками в руль, заставляя мускулы работать силой воли и считая мили. «Почему здесь нет Дженни? Она бы повела автомобиль». Но вчера вечером у них вышел крупный разговор из-за отъезда Гарри в школу, и утром к Дженни было лучше не подходить, а тем более не заставлять ее ехать с ним в Лондон.

Появился указатель на Рептон. Ферма была у следующего поворота.

– Я не умер, – сказал себе Уолтер; его голос показался ему необычайно громким. Но он не мог объяснить, как добрался сюда из Лондона.

«Это не ты, а Гарри. Что-то случилось с ним…»

Машина словно сама по себе свернула на подъездную аллею, и при виде дома Уолтер нажал на клаксон.

– Дженни! – крикнул он. – Ради бога, выйди и помоги мне!

Все, что Уолтер мог сделать, – это надавить на тормоз и остановиться перед домом. Его руки отказывались открывать дверцу, а ноги – подниматься с педалей. Страх сковал его тисками – он не мог ничего сделать для своего сына.

Его жена выбежала из дому.

– Уолтер? В чем дело? Что случилось? – крикнула Дженни, глядя на его бледное, потное лицо и трясущиеся руки.

– Что-то случилось с Гарри.

– Он в Монмутшире, навещает Монтли…

– Знаю. Позвони им. Моли Бога, чтобы было не слишком поздно. Скажи им, что мы будем там так быстро, как только возможно.

Но как он сможет ехать в Монмутшир? Надо найти способ…

Дженни убежала в дом, а Уолтер сидел в машине, стиснув кулаки, закрыв глаза и стараясь услышать разговор внутри дома. Он чувствовал, что перестанет дышать, прежде чем жена сообщит ему ответ.

Вот и она – бежит к нему. Уолтер вглядывался в выражение ее лица.

– С Гарри все в порядке, Уолтер.

Молли, экономка, следовала за Дженни по пятам, вытирая руки о фартук.

– Я позвонила доктору Филдингу – он едет сюда.

Обессиленный, Уолтер неподвижно сидел в автомобиле. Теперь он мог умереть. Все было в порядке. Если бы это потребовалось от него, он бы понял.

Лондон, начало июня 1920 года

После нескольких дней дачи показаний по делу в Шеффилде Иен Ратлидж вернулся в Ярд, найдя суперинтендента Боулса страдающим от диспепсии и головной боли.

– Вы опаздываете, – огрызнулся Боулс, сердито глядя на Ратлиджа.

– На севере была сильная буря. Падали деревья, и часть дороги смыло.

– Если бы вы воспользовались поездом, как все мы, то прибыли бы вовремя.

– К сожалению, поезд тоже опоздал.

– Откуда вы знаете?

– Когда я вошел, то слышал, как сержант Гибсон говорил, что на железной дороге на севере были такие же проблемы, как на шоссе.

– Каков исход в Шеффилде? Ну? Не заставляйте меня ждать, – нетерпеливо сказал Боулс.

– Жюри не долго совещалось. Таттл проведет остаток жизни в тюрьме.

– Я думал, Корона надеялась на повешение.

– Жюри с этим не согласилось.

– Чертовы провинциальные присяжные! Дело явно тянуло на повешение. В Лондоне так бы и было.

Ратлидж не ответил. Он соглашался с присяжными. Это было, как сказали бы французы, преступление на почве страсти и тяжкого горя, которое закончилось смертью больной жены Таттла. Случайно или намеренно, знал только Бог. Для Таттла повешение было бы во многих отношениях карикатурой.

Боулс достал свои часы и, открыв крышку, взглянул на циферблат:

– Хорошо, что вы вернулись. Мне сообщили, что в Брик-стоне неприятности, а нам сейчас не хватает людей. Кларк в Уэльсе, и я только что послал Майклсона в Хэмпшир. – Он ждал от Ратлиджа возражений и, довольный их отсутствием, продолжил: – Четверо носильщиков подрались с ирландцами. Но тут нужно проявлять осторожность. Двое в больнице, и один мог умереть к утру, а он шурин констебля, который прекратил драку. Если он умер, не будет конца неприятностям.