Пропитан утопией был организм.
И вот уже новые меты на шее,
И дышится трудно – сдавила петля.
То пленником был я великой идеи,
Теперь я – ничтожнейший раб у рубля…
Могу с вами – вальс, а могу – летку-енку.
Могу быть галантным и ласковым быть.
Но, как мне, невольнику душных застенков,
Заставить себя этот мир полюбить?
Пылинки времени
Борису Панкину
С резцом кочуя по Вселенной,
Он, как искусный ювелир,
Брал минерал обыкновенный
И превращал его в нетленный
Алмаз, рубин или сапфир.
И даже времени пылинки,
Халат отряхивая свой,
Он переплавил все в картинки,
И миру книжные новинки
Явил как свиток золотой.
И в этом свитке самотканом,
Где кружат в вальсе тень и свет,
Предстал окутанный туманом –
Весёлым, грустным и желанным,
Эпохи сгинувшей портрет.
Эхо
Там, у Лавры, молодые
В яме узники сидят.
Сын Кавказа, сын России
Протянуть им руку рад.
Верит он, Рамзан Кадыров,
Путь один достойный есть
И к согласию, и к миру –
Путь Аллаха – Долг и Честь!..
июнь 2014 г.
Саид
Грустит молитва над Гихами,[1]
Колени преклонил аул:
Саид-ага, простившись с нами,
Здесь тихо вечным сном уснул.
С печатью гордого Казбека –
Он светел был, как солнца луч,
В жестоких лабиринтах века
Был несгибаем и могуч.
Ни сталь у горла, ни пожары
Из глаз не выдавили слёз.
Судьбы коварные удары
Застыли в сединах волос…
В объятьях звёздного заката
Ночь, как намаз,[2] светла, тиха.
И рвётся к брату сердце брата,
Которого он звал – Ваха.
Я верю, к небу вознесётся
Дух, что в страданьях был велик,
И с новой силой жизнь забьётся
Над речкой смерти – Валерик!
На Парнасе
Названьем кулинарным слух лаская,
Вокруг собрав посольства разных стран,
Гурманов привлекает Поварская:
Тут самый лучший в мире ресторан.
Из ЦДЛ[3] спешат сюда поэты,
В руке зажав как рифмы пятаки,
Несут свои усохшие скелеты:
Отмыть бы их от ржавчины-тоски.
Прозаики и критики тут вместе
Цитатами хрустальными звенят.
И, градусы почувствовав, без лести
Друг другу комплименты говорят.
Что рыба без воды, тиха цензура.
Во всём демократический покой.
Голодная, как смерть, литература
Шагнуть не может дальше Поварской.
Тень Каина
Не кричи петухом спозараночку,
Что ты родину любишь, поэт.
Душу вывернешь всю наизнаночку:
Ничего, кроме звона монет.
Было время, обласкан советами,
Ты им сладкие песни певал.
Разразилась гроза, за билетами
Поспешил на далёкий вокзал.
Эти позы, гримасы, истерика…
И куда только рвался плейбой?
Обманула надежды Америка:
Там и здесь он теперь полусвой.
И Овидия не получилося
Там, где тень от неправды легла.
Может, что-то желанное снилося,
Только то – не Россия была.
Что придумать чернее Чернобыля?
Или Каина смыта печать?
Или ради улыбочки Нобеля
Можно матерь родную предать?..
Я смотрю теледебаты
Ни рассветы, ни закаты
Не чаруют сонных глаз.
Я смотрю теледебаты –
Клоунаду без прикрас.
Как они велеречивы,
Бают песни и стихи,
Ладны, сыты и спесивы
Наши телепетухи!
Все глобальные проблемы
Разрешают вмиг, шутя.
На любые супер-темы
Как залётные свистят.
Вот один поёт с экрана:
«Если буду президент,
От мальца до ветерана
Осчастливлю всех в момент.»
А другой (ну, провокатор!)
Под ребро ему вопрос:
«Подскажи, приватизатор,
Кто страну пустил в разнос?»
И поехало… 0, боже,
Тут и цирк вам, и базар:
Все суют одно и то же –
Залежалый свой товар.
А в Индийском океане
Помочивший сапоги
Словно клоун, на экране
Раздаёт всем пироги…
Где рассветы, и закаты?
Убегу в пустыню я.
Довели теледебаты,
Ошалел от их вранья.
1996 г.
С мольбертом и мечом
Николаю Мухину, генерал-лейтенанту, Заслуженному художнику России
В одной руке разящий меч,
В другой он кисть держал,
Чтоб охранить и оберечь
Всё то, что он писал.
Он в кисть вдохнул любовь свою
К родному очагу.
Смотри: играют и поют