Сын внезапно резко присел и с той же быстротой подхватил, или только выхватил, на руки из рыхлого розовато-серого туманного сгустка фигурку ребенка, опять же моментально поднявшись, выпрямившись и прижав ее к груди. Точнее даже это был не просто ребенок, а маленькая девочка, трех-четырех лет не более. Одетая всего лишь в зеленую футболку и шортики, чье материю обильно усыпал мелкий белый горошек, который собственной белоснежностью, чистотой или только младенчеством будто ударил Зою по лицу. Хлесткая болезненная пощечина, кажется, прошлась и по глазам женщины, потому она на миг, не более того, закрыла их. Впрочем, тотчас открыла, чтобы полюбоваться этой маленькой и ощутимо родной ей в будущем крохой, так сильно похожей на нее. Точно нарочно позаимствовавшей не только удлиненной формы зеленые глаза Зои, но и форму ее лица, напоминающего рисованное сердечко, небольшой с еле заметной горбинкой нос, светло-русые бровки, реснички и даже такие же русые волосы, заплетенные в две тонкие косички, стянутые на концах поблескивающими белыми резиночками усыпанными кристальными мелкими цветами, сложенными из лепестков ткани.

Сын Зои, поддерживая девочку под спину, второй свободной рукой ухватил ее за тонкие пальчики, и, вытянув саму ручку вперед, принялся легонько с ней вальсировать. Он сделал неторопливый шаг вперед-назад, затем развернулся по часовой стрелке и даже слышимо для женщины повторил: «раз, два, три». Сын широко улыбался, так что саму улыбку не могли скрыть его такие непривычные густые усы, покачивал девочку на руках, порой наклоняя, поднимая, но, не переставая вальсировать и повторять: «раз, два, три! Раз, два, три!» А девочка, не менее широко растянув свои, словно лепестки цветов, тонкие светло-красные губы, громко смеялась.

– Раз-два-три, раз-два-три, вальс, вальс,

Как же нам радостно видеть вас.

Здравствуйте, милые, здравствуйте, здравствуйте,

Раз-два-три, раз-два-три, вальс, вальс1, – внезапно запел баритонально, слегка растягивая букву «а», сын и вновь голосом ее Алёшеньки, да тотчас, сделав очередной поворот на месте, вошел в дымчатую стену, пропав в ней вместе с девочкой. Розовое рыхлое облако продолжало покачиваться еще какое-то время в том месте, где только, что наблюдалась фигура сына и девочки, медленно формируя в нем облачный рукав, подобия смерча, стараясь втянуть остатки ярких цветов, что несли в себе родные Зои, вновь заволакивая все в сумеречные тени.

Кирилл неожиданно протяжно выдохнул, с тем выдувая на женщину потоки горько-смолистого аромата табака, всегда для нее такого неприятного. Да только Зоя не сразу перевела взгляд на этого странного мужчину, продолжая смотреть на столь удивительное, приятное и яркое видение. Кирилл, между тем вновь едва качнув в пальцах все еще горящую папиросу, вернул ее в рот, сразу же отправив в левый уголок, да сдавил ее зубами, отчего она слышимо скрипнула, точно обращая на себя внимание женщины. А когда Зоя, усилием воли, сместив взгляд, уставилась ему в лицо, тяжело дыша и глотая текущие по лицу потоки слез, ощущая холодный озноб, покрывающий ее спину сверху вниз, и вновь начавшее биться внутри груди болезненными рывками сердце, он очень мягко улыбнулся. Может женщина и хотела, что-то спросить, но мужчина не дал, он лишь негромко хмыкнув, сказал, теперь полностью перенимая баритональность голоса сына:

– Это твоя внучка. И впрямь кровь великая сила. Сын твой похож на мужа. А его дочь будет похожа на тебя. Наверное, у твоего сына еще будут дети. Два, три, четыре. Он ведь всегда хотел иметь большую семью, много детей. Дети будут и у дочери. Но эта девочка, она станет первой твоей внучкой, старшей в вашем роду. И разве ради того временного мгновения увидеть, прикоснуться, обнять, поцеловать Алёшу, ты готова пожертвовать встречей с этой девочкой, с твоими другими внуками?