Стародубцев и Прохоров светили своими фонариками на кровлю, крепь и стены выработок руддвора, с которых продолжала капать вода. Это был подземный дождь. Набравшие воды, вмещающие породы теперь отдавали ее и образовывали капель по всем выработкам. Казалось, что в подземной тишине шахты звуки миллионов капель, падающих на слой не скачанной воды поверх ила, исполняли трагическую симфонию погибшей от затопления шахты, навевали плохое настроение и страх. Воронин приблизился к одной из стоек крепи и ударил по ней кулаком.

– Крепь еще добрая, – резюмировал он, – надеюсь, и дальше по штрекам будет такой же!

– А чего ей гнить без воздуха? – шутливо спросил Стародубцев, – в воде лесиняки наоборот твердеют. Наши предки так дуб морили…. Это после откачки воды начнется интенсивное гниение и если не будет проветривания, то через год придется менять крепь по всем коренным выработкам. Давайте продвигаться к штрекам и смотреть дальше.

Все трое двинулись, осторожно ступая, чтобы не зачерпнуть голенищем сапога ил. Их шаги добавляли в музыку капель своеобразный звук, превращающийся в эхо, уносимое дальше по шахте. Эта подземная магия впечатляла и настораживала. Стародубцев достал из бокового кармана папиросы, закурил и, освещая лучом фонарика дым, смотрел, как его потянуло потоком воздуха.

– Естественная вентиляция работает и это хорошо, – сказал Стародубцев, – дым тянет….

– Самотяг в руддворе еще не означает хорошего проветривания в лавах и по уклону, – высказал свое мнение Воронин, – а вентилятор запускать пока нельзя из-за ограничений по мощности потребляемой электроэнергии…. Да и самого вентилятора еще нет!

– Не каркай! – шутливо сказал Стародубцев, – по ходу работ видно будет!

– Это ты имел в виду мою фамилию? – также в шутку спросил Воронин, – тогда я понимаю, откуда ты знаешь всё о мореном дубе….

– Откуда здесь столько ила? – непонятно у кого спросил Павел, – как в Грушевке нашей!

– Это всю угольную и породную пыль смыло со стен и кровли, – предположил Стародубцев, – дальше от ствола его должно быть поменьше.

– Почему? – не унимался Прохоров.

– Его потоком нанесло к стволу при откачке воды, – пояснил Воронин, – и весь этот штыб будем выдавать на-гора. Когда он высохнет, то им можно топить печь. Это как естественная флотация при обогащении – сверху будет угольный штыб, а снизу породный! Но главное, конечно, почистить штрека.

Так, разговаривая о том, о сем, тройка исследователей вышла на коренной штрек. Трудно было сориентироваться восточный это или западный коренной штрек. Но теперь стало понятно, что шахта не была однокрылой, потому, что немного дальше другой коренной штрек уходил в противоположную сторону. Пройдя около двухсот метров, илу действительно стало меньше, да и слоя воды сверху уже не было, а еще через сто метров, показались электровозные рельсы.

– Смотрите, сцепка порожняка дальше, – Павел осветил их фонариком, удивляясь, – значит, не успели все эвакуировать!

– Это хорошо! – согласился Стародубцев, – но я часто задаю себе вопрос: «почему немцы не восстановили шахту, ведь наши не успели ее взорвать?»

– Потому что не допетрили, как подъем можно использовать для откачки! – в шутку сказал Павел.

Прошли еще метров сто и обнаружили на путях электровоз с партией вагонов груженных углем. Его явно бросили в спешке по причине отключения электроэнергии.

– А вот и первая партия добычи, – весело сказал Стародубцев, – можно выдавать на-гора! Электровоз, конечно, намок капитально, придется сушить.

– Чем сушить в такой сырости? – скептически заметил Павел, – выдать его на-гора?