Когда я пошла в школу, мама заказала на мебельной фабрике трехметровую стенку по собственному чертежу. Стоила она бешеных денег, но оплатил ее, разумеется, отец. Стенку привезли, собрали, и у меня появилась собственная комнатка, без окна, но с дверью на балкон. Я обожала сидеть там на маленькой садовой скамеечке, разглядывая гуляющих по бульвару людей. Посередине стенки находился проем в виде арки, который можно было занавесить.

Сейчас в маленькой комнате располагалась наша спальня, а в большой - гостиная, она же кабинет. Обычно я уступала ее Герману, который работал, сидя за письменным столом, а сама уходила с ноутбуком в спальню или на кухню. Все-таки большую часть нашего общего бюджета составляли его гонорары, а не мои. Несмотря на то, что по объемам я писала гораздо больше.

И греческий салат, и харчо, и отбивные с цветной капустой в сухарях – все было, как говорила мама, ум отъешь. Герман купил мое любимое кьянти, но я еще принимала антибиотики, поэтому открывать его не стали.

- Давай, Нин, ложись, - сказал он, собирая тарелки. – Врачиха твоя сказала, что тебе сейчас нужно как следует отлежаться. Я с ней разговаривал вчера. А мне поработать надо.

- Помыться бы, - жалобно попросила я. – А то от меня уже, наверно, псиной несет.

Процедура получилась повышенной сложности. Герметично обмотать ребра пленкой поверх повязки не получилось, поэтому мыть меня пришлось фрагментами. Сначала голову над ванной. Потом я забралась в нее, и Герман мокрой тряпкой обтер мне грудь и руки. Мытье под душем остальной части превратилось в горячую эротическую сцену, которая закончилась вполне ожидаемо.

Вообще секс с женщиной, у которой сломаны рука и ребра и которую желательно не кантовать, - тот еще квест. Но Герман был осторожен и нежен как никогда. Пожалуй, такого удовольствия от близости я не получала уже очень давно. Потом он ушел, а я лежала на свежем, пахнущем лавандой белье, чистая, сытая – во всех смыслах! – и почти счастливая. Почти…

Дотянувшись до тумбочки, я взяла телефон и позвонила Саше. Мастера мне порекомендовал Дима, старший брат по отцу. В отличие от Кирилла, младшего, он вполне признавал за мной право на существование. Дружить и общаться не рвался, но с праздниками мы друг друга поздравляли, и я даже как-то была у него в гостях.

- Привет, Нинулька! – отозвался Саша, старательно что-то пережевывая. – Как оно? Как Жорик? Не болеет?

Я рассказала о том, что произошло. Не вдаваясь в подробности.

- Мда… - протянул Саша. – Ху… хреново. Веник уехал на выходные, так что давай я тебе в понедельник перезвоню. Договоримся, когда мы сможем подъехать и глянуть.

Веником – Вениамином – звали его напарника. Сам Саша занимался ходовой и электрикой, а Веник вытягивал жестянку, красил и полировал. Именно он приводил Жорика в порядок после трех наших мелких аварий – двух Германа и одной моей.

Той самой, когда ты познакомилась с Максимом, услужливо напомнил голосок, похожий на комариный писк.

Хватит уже, с досадой поморщилась я. О драконах – ни слова!

8. 7.

19 июня

Выходные прошли сонно и лениво. Внезапно включился режим совы: я ждала, когда Герман закончит свою писанину, и засыпала вместе с ним. И утром мы просыпались вместе – часов в одиннадцать. Он помогал мне одеться и привести себя в порядок, кормил завтраком, а потом загонял обратно в спальню:

- Лежи и не дергайся! Хотя бы до понедельника.

- Герман, у тебя тоже сотрясение, а ты носишься, как электровеник, - пыталась сопротивляться я. – Тебе тоже нужно лежать.

- Со мной все в порядке, - отмахивался он, хотя выглядел так себе, на троечку. Немногим лучше, чем в понедельник вечером, когда приехал в больницу. Одни темные круги под глазами чего стоили.