Возвращаясь домой к бабушке и дедушке, она кляла себя на чём свет стоит. В который раз она напомнила себе, что пришла в этот дом, чтобы вредить артисту, а не помогать. Но что сделано, то сделано. И нет смысла изводить себя упрёками. Действительно, к следующему утру следа от ожога почти не осталось, и место ожога не болело. Однако в это утро артиста ждала новая неприятность. Это произошло в его домашнем спортзале. Во время тренировки на него упала плохо закреплённая деталь от тренажёра. Удар был такой силы, что его звук услышала на первом этаже Мэй, а артист потерял сознание. И снова артист был в полном распоряжении девушки, но на этот раз она не стала медлить и позвонила менеджеру Киму. Пока менеджер ехал, она повернула тело Кунцю так, как её учили на курсах оказания первой помощи в университете. Погладив артиста по голове, она быстро отскочила, услышав шаги на лестнице – это приехал менеджер Ким. Артиста оставили в больнице, и менеджер Ким поблагодарил Мэй за то, что она так быстро вызвала помощь.

Настал третий день полной луны. Артист пришёл в себя, но у него сильно болела голова. После того как головная боль прошла, он сообщил врачу, что хочет покинуть больницу, но врач не согласился с его решением. Врач сказал, что такие ушибы очень опасны, и ему хотелось бы понаблюдать за артистом ещё несколько дней. Кунцю нехотя согласился, однако через час он ощутил, что испытывает страх. Оглядев комфортную палату, он убедился, что ему ничего не угрожает, но на душе было неспокойно. Позвонив менеджеру Киму, он попросил, чтобы Мэй приготовила ужин и привезла его в больницу. Менеджер Ким вызвался сам привезти блюда из дома, когда девушка их приготовит, но артист сделал вид, что капризничает, и сказал менеджеру, что сейчас рабочее время Мэй и он хочет, чтобы ужин привезла именно она. Единственное, на что согласился артист, это на то, чтобы девушке предоставили машину с водителем.

Когда Мэй приехала, артист сделал вид, что спит. Девушка распаковала коробочки с ужином и разложила блюда по тарелкам. Время шло, а артист всё ещё спал. Мэй немного нервничала, зная, как щепетильно он относится к температуре еды. Если еда не будет соответствовать его представлениям, он просто откажется от ужина. На улице темнело, и девушка ходила по палате, ещё раз переставляя блюда, потом подошла к окну и закрыла шторы. Вернувшись в кресло, она снова задумалась.

Возможно, мысли у артиста и у девушки совпадали, потому что Мэй вдруг вскочила и обошла палату, проверяя, нет ли опасности. Она подергала шторы, зачем-то пошевелила ручку двери и наконец её взгляд упал на капельницу. Ей показалось, что штатив капельницы стоит не совсем прямо, но, к счастью, и здесь всё было в порядке. Мэй снова села в кресло, но её характер не позволял ей долго сидеть без дела.

Осторожно открыв дверь и выглянув в коридор, она убедилась, что он пуст, и даже сделала несколько шагов за дверь, но потом вернулась. Тихо закрыв за собой дверь, она, стараясь ступать как можно тише, подошла к артисту. Несколько минут она разглядывала Кунцю, даже протянула руку к его губам и нарисовала их контур в воздухе. После этого она глубоко вздохнула.

Время шло, а она всё стояла в нескольких шагах от кровати артиста, не отрывая от него пристального взгляда. Вдруг ей почудилось, что лампочка подозрительно трещит. Она поспешила к выключателю, и палату наполнил звук щелчка. Стало темно. Девушка рассмеялась и снова включила свет. Подойдя к торшеру, она отрегулировала его так, чтобы он не светил прямо в лицо артиста, и выключила основной свет. И только после этого, ещё раз оглянувшись на входную дверь, она подошла вплотную к кровати и низко наклонилась над Кунцю.