Он еще не понял, что остановило группу, но была надежда, что свои, и эта надежда несла в душу радость. Но, к удивлению эмира, в спецназовцев никто почему-то не стрелял, хотя он ждал точных и отрывистых, как плетка, бьющих очередей. А сам одиночный выстрел старшего сержанта показался эмиру каким-то странным, непонятно, куда и в кого нацеленным. Бабаджан Ашурович не видел, куда стрелял Семисилов, хотя ему показалось, что со скалы что-то упало.

– Стрижаков! – призывно воззвал старший сержант к тому солдату, что и привлек внимание его автомата своим сигналом.

– Я!

– Пробегись. Посмотри. Если что, мы прикроем.

Бабаджан Ашурович узнал того худощавого солдата, который бил перед окончанием допроса крутоплечего и сильного свана, посмевшего разговаривать вызывающе. И очень хотел, чтобы этого Стрижакова перед скалами встретила очередь в голову, потому что очередь в грудь может оказаться бессильной перед бронежилетом даже при стрельбе с короткой дистанции.

Тот рядовой, что первым подал сигнал опасности, легко вскочил на ноги и, петляя, как заяц, устремился в сторону скопления разновысоких скал. При такой непредсказуемости его передвижения, при отсутствии системы в передвижении в него, наверное, было трудно попасть, думал эмир. И потому оправдывал стрелка, который не торопился дать очередь. Лучше выстрелить с близкого расстояния. Однако очереди, к удивлению Бабаджана Ашуровича, он не услышал. Недолго оставаясь на виду, рядовой проскочил между скал и исчез из поля зрения. Ждали его минуты две с половиной. Потом солдат вышел с другой стороны – Дагиров это место хорошо знал и даже предвидел, где Стрижаков выйдет, и возвращался к группе уже вполне спокойно, хотя и не медленно. Но не бежал и не петлял. И нес что-то в руках. Только когда солдат подошел ближе, Бабаджан Ашурович узнал этот предмет и почувствовал радость. Это была шапка-ушанка из белого искусственного меха с солдатской кокардой советских времен. Такие шапки любят покупать приезжающие в Россию иностранцы. Но эмир Дагиров знал, что эта шапка принадлежит не иностранцу, а одному из моджахедов его джамаата – опытному бойцу и хитрому лису Алигайдару Барзулавову. И Стрижаков снял ее не с убитого, потому что шапка не была испачкана кровью, хотя оказалась в двух местах пробитой, видимо, одной и той же пулей. Когда старший сержант стрелял в шапку, она лежала на скале высотой в человеческий рост. И, естественно, эмир предположил, что шапка была выставлена здесь не случайно. Она знак эмиру, что его люди здесь, поблизости, и ждут только удобного момента для нападения на спецназ и освобождения своего эмира. До такой хитрости мог только один Алигайдар додуматься. Причем хитрость, совершенно непонятная спецназовцам, но ясная для Бабаджана Ашуровича. Значит, его люди рядом и они его не бросят.

Конец ознакомительного фрагмента.