Сопоставление взглядов участников тех событий, включая высших руководителей государства, в полной мере передает драматизм и трагизм переживаемого страной момента. В дневниковых записях царя мы видим, как рушилась Российская империя, и как он реагировал на происходившие события. Судя по записям в дневнике, последний царь династии Романовых Николай II не только не предпринимал каких-либо шагов по спасению государства, но, похоже, мало что понимал в происходивших событиях. Созерцатель, лишенный сил и желаний действовать[8].
Крушение царской власти и возникновение новой власти – сложнейший трансформационный процесс, в котором переплетаются интересы поверженных сил и новых, приходящих им на смену, происходит становление органов управления и, главное, достигается легитимация победителей, утверждение их права руководить. Вот как об этом пишет П. Н. Милюков – лидер кадетской партии, министр иностранных дел Временного правительства и видный историк своего времени: «Между старой властью, ликвидировавшей саму себя, и властью, вновь созданной 2 марта 1917 г., имеется ли какое-либо юридическое преемство? Между ними прошла революция, и это обстоятельство, казалось бы, само по себе подсказывает отрицательный ответ. Тем не менее между обеими неоднократно пытались найти преемственную связь. Одни вели власть Временного правительства от распоряжения царя, назначившего перед своим отречением князя Львова премьером с правом составить самому свой кабинет. Другие искали связи в том акте, которым Николай II, отрекаясь, передал свою власть брату великому князю Михаилу Александровичу… Другое дело, как само Временное правительство смотрело на свою власть. Считало ли оно, что к нему перешел весь суверенитет власти, который оно должно передать Учредительному собранию, или же были элементы этого суверенитета, которыми оно не обладало?»[9]. Милюков в своих «Воспоминаниях» затронул исключительно важный вопрос любой революции после ее успешного осуществления – это вопрос легитимации власти. Буржуазное правительство Львова, затем Керенского с этой задачей не справилось, оно так и осталось Временным, что не способствовало укреплению его власти. Были ли у него варианты убрать приставку Временное и стать полновластным правительством? Скорее да, чем нет. Наверное, могли бы не переносить сроки созыва Учредительного собрания, а собрать его в максимально короткий срок и получить через него законное утверждение у власти. Равно как была возможность активно проводить реформы в экономике и социальной сфере, которых ждали народные массы, чтобы потом утвердить их на Учредительном собрании. В этих наших рассуждениях незримо присутствует слово «если бы». Но в том-то и драматизм ситуации, что буржуазное правительство не могло сделать ничего из того, чего ждали массы, – в противном случае оно было бы не буржуазным, а социалистическим. А поскольку оно оставалось буржуазным, даже когда в нем были и социалисты, то оно не могло объявить ни об окончании войны, ни о передаче заводов и земли рабочим и крестьянам.
Вопрос легитимации власти был важнейшим и для большевиков. Но они принципиально по-другому решали эту проблему. При открытии II Съезда Советов, когда шла острая перепалка большевиков с эсерами и меньшевиками, Троцкий так описывает в своих воспоминаниях остроту момента: «То, что произошло, – это восстание, а не заговор. Восстание народных масс не нуждается в оправдании. Мы закаляли революционную энергию петербургских рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор… Наше восстание победило. <…> В России нет другой власти, кроме этого съезда»