– Решил, что ты была бы против.

Она постояла в дверях еще некоторое время, а потом шагнула к нему. Опустила взгляд в пол.

– Ты знаешь, где все остальные?

– Знаю только, куда они вчера отправились. – Мобильник свинцовым грузом оттягивал карман. – Если им хватило сообразительности, они все уже скрылись.

– А как же Далтон?

– Думаю, он с Парисой.

Либби подняла на него взгляд.

– Ты говорил ей о моем возвращении?

Мог бы. Технически любой из них мог когда угодно поговорить с кем-то из остальных, даже с Рэйной, которая вроде не стремилась поддерживать связь, но и контактов не обрывала. Тристан даже не знал, что у нее есть телефон, пока она сама молча не вбила в его мобильник свой номер.

Как и стоило ожидать, именно Нико уговорил всех установить безопасную систему связи на пятерых.

– Идет охота, так что, если за нами еще и следят, потребуется надежный способ коммуникаций, – сказал он и пустился в дебри объяснений какой-то техномантской кроличьей норы, в которую сам сиганул в два пополуночи накануне.

– Ты знаешь, что почти все коммуникации осуществляются через один и тот же медитский сигнал? – Это включилась в разговор Париса, предположительно пытаясь подколоть Рэйну, которая мысленно отметила, что в техномантии электромагнитная энергия – это база.

– Некоторые медитские каналы принадлежат правительству, и это, само собой, проблема, а большинство частных сетей – в собственности «Эссекс» или «Нова», – заметил Нико и взглянул на Каллума, который отсалютовал ему гренком, – ну вот, короче, я типа и наладил нашу собственную.

Тем не менее возможность общаться с кем-то еще не означала желание делать это.

– Мы с Парисой… не больно-то разговариваем. – Тристан помассировал шею, не зная, как объяснить Либби, из-за чего между ними раскол, и стоит ли вообще объяснять, как естественно расходятся два человека, которых, кроме секса, ничего, в общем-то, не связывало. – Пока тебя не было, многое изменилось.

Блеск в глазах Либби чуть потускнел.

– Ну да, – сказала она и отвернулась. Потом молча вышла в коридор, словно бы внезапно вспомнив, что и не думала сюда заходить.

Тристан проводил ее взглядом, гадая, не стоит ли поговорить кое о чем. Нико напомнил бы, но Тристан – не Нико, чему он, среди прочего, был несказанно рад. По крайней мере, так он себе почти всегда говорил, хотя в моменты вроде этого злился на себя за импульсивное желание подумать, как поступил бы на его месте Нико.

Тристан снова достал из кармана мобильник и взглянул на экран, проверил последнее сообщение. В нем была фотография: пончик крупным планом на фоне узкой булыжной мостовой. Тристан вернулся к первому снимку из целой серии, которую ему в формате микроблога, отчета о ежедневных делах и образе жизни, с особым цинизмом начали присылать еще вчера.

На фото буйная шевелюра золотела на фоне туманного серого неба, а уголок невозможно идеального рта изгибался в усмешке. Слева виднелся знак, на котором поблекшей бронзой было написано «Виселичный холм», и темнел смазанный силуэт черного худи, – словно бы кто-то проходил мимо, когда наспех и небрежно делали снимок.

Это Каллум Нова снялся перед пабом, принадлежавшим папаше Тристана.

Тристан пристально смотрел на селфи – твою мать, селфи, ну надо же! – готовый нажать кнопку «Ответить». Потом все же решил поразмыслить, прикинуть, как лучше всего поступить. Стереть и забыть? Не прощать? Выбор, определенно, разумный. Тристан, конечно, придумал достойный ответ, и не один, но все они бледнели по сравнению с первым вариантом.

«Так вот, значит, каким все видят твой нос? Любопытно».

«Поздравляю, ты явно все еще мной одержим».