Киваю.

В любом случае, просто так встать и уйти, была бы крайне невежливо.

Наливаю себе чаю. Кладу в тарелку первое, что попадается под руку. Не разбирая.

– Ты не одна страдаешь. В нашей семье тоже все может рухнуть. Карим жесток. И строг. Он не простит Давиду. Это ведь больно. Больно и для родителя и для детей. Только вот ты еще не знаешь, девочка. Не понимаешь. Больнее станет потом. Намного. Стократно больнее. Все мы не вечны. И когда родители уйдут, эта боль станет невыносимой. Простишь ли себя ты сама? Простит ли себя Давид?

– Вы пытаетесь сейчас навязать мне чувство вины?

Вскидываюсь. С меня на сегодня хватит!

Понятно же было сразу. Не просто так отец Давида оставил здесь свою жену! То, что не удалось сделать силой, она постарается сделать иначе! Чисто по-женски!

– Я?

Аиша остается совершенно спокойна.

Даже в удивлении приподнимает бровь.

Качает головой, отпивая из своей чашки.

– Нет, Саида. Ничего я не пытаюсь тебе навязать, – в ее лице одна только грусть.

– Просто… Это тяжело. Есть раны, которые не заживают. И рубцы, которые не рассасываются. Остаются навечно. Я мать. И жена. И я больше жизни люблю своих сыновей. За каждого из них сама себе сердце готова вырвать. Выстелить им дорогу собственной кровью, лишь бы были счастливы. Когда-нибудь ты поймешь. Ведь ты женщина. И однажды станешь матерью.

Повисает долгое молчание.

Странно, но я не вижу никакой враждебности в этой женщине. Мне кажется, она говорит совершенно искренне.

– А мужа? Мужа своего вы любите?

Задаю, пусть и нескромный, но самый важный вопрос.

Самой интересно. Отец Давида, который так давит на сыновей. Он сам женился по любви, или…

– Да, – отвечает совершенно открыто.

Кажется, ее не смутил и не возмутил мой вопрос.

– Люблю , Саида. Но… Не так, как ты сейчас думаешь. Страсть…

Она медленно перебирает пальцами столовые приборы. Выводит незримые узоры на скатерти.

Явно углубившись в себя. А я почему-то жду продолжения, затаив дыхание.

– У Карима, как и у наших сыновей горячая кровь, девочка. Мой муж всегда. Всю жизнь был влюбчив. Да. Да, детка, – печально удивляется, видя мое недоумение.

– В нем кипели сумасшедшие. Просто безумные страсти. У него были женщины… Много женщин. Те, которые значили для него многое. И те, которые не значили ровным счетом ничего. И до нашей с ним свадьбы. И после. Несколько его романов длились годами. Он содержал этих женщин. Осыпал их золотом и подарками. Покупал им дома. Даже выводил в свет. Ты знаешь наш мир. И наши законы. Мужчина может взять вторую, третью жену. Привести ее в свой дом. Поселить на одной половине всех своих женщин. Любовницей, официальной фавориткой быть не зазорно А иногда даже и почетно. Это.... Это определенный статус. Который таким женщинам позволяет оставаться с высоко поднятой головой.

Только киваю.

Да. Я много об этом слышала. Но никогда не сталкивалась вживую.

Как же она могла так жить?

– У моего мужа тоже были такие женщины. Порой он месяцами не входил в нашу спальню. А виделись мы только за завтраком. Да и то не всегда. Одна из таких женщин чуть не погубила совсем недавно нашего старшего сына, Бадрида. Мечтала о том, что Карим бросит меня и женится на ней. Но не сложилось. И она вернулась, чтобы отомстить. Отыграться. Думала, разрушит то, что принадлежит нашему роду. Нашей семье. У некоторых из этих женщин даже родились сыновья. Откровенно, я даже не знаю толком, сколько их, братьев моих сыновей по крови. Обо всех даже мне не известно.

– И… Как вы жили? Что вы чувствовали? Если вы и правда любили и любите его?

Это шок. Как эта женщина могла терпеть такое? Особенно, если она любила?!