Вторичный запрет на прикосновение налагается на влечение к овладению: не все можно трогать, хватать или держать. Это избирательный запрет на мануальный контакт: не трогать гениталии и вообще эрогенные зоны и их продукты. Нельзя прикасаться к людям или предметам в грубой манере; прикосновение к ним должно ограничиваться лишь действиями, направленными на адаптацию к внешнему миру и на удовольствие, ими предоставляемое, следуя одному только принципу реальности. Запрет формулируется вербально или на языке жестов. Семья и домашняя среда противятся ребенку, готовому трогать запретное, сообщая о запрете словами или указывая посредством движений головой или рукой. Неявный смысл следующий: ты не должен хватать, сначала ты должен спросить и согласиться с возможным отказом или отсрочкой. В то же время этот смысл становится явным, когда ребенок в достаточной мере овладевает языком; это тот навык, к освоению которого приводит запрет: на интересные предметы не нужно показывать пальцем, их нужно называть. Угрозу физического наказания, соответствующую вторичному запрету на прикосновение, в конечном счете выражает семейный и социальный дискурс: рука, которая крадет, бьет или мастурбирует, будет привязана или отрезана (ibid., p. 161).
Это двойной запрет, обеспечивающий возможность перехода от телесного Эго к связанному с ним психическому Эго. Этот переход может потребовать отказа от преобладания кожных удовольствий, а затем от руки, тем самым способствуя и трансформируя конкретное тактильное переживание базовых представлений, на основе которых формируются межсенсорные системы соответствий. Эти базовые представления на начальном образном уровне поддерживают символическую связь с контактом и осязанием и позже могут достигать чисто абстрактного уровня, утрачивающего эту связь (Anzieu, 1987а).
Все это не означает, что вытесненные тактильные первичные связи разрушаются (речь не идет о патологических случаях), скорее, они продолжают регистрироваться фоном, на котором прорисовываются межсенсорные системы соответствий. Они образуют психическое пространство, в котором могут объединяться другие сенсорные и моторные пространства, и поэтому они предоставляют воображаемую поверхность, на которой могут отображаться производные скрытых мыслительных операций. По мнению Анзьё, гегелевское понятие Aufhebung[7] особенно уместно при описании качества этих экотактильных следов, которые одновременно отрицаются, преодолеваются и сохраняются (Anzieu, 1987a). Такая экотактильная коммуникация существует в качестве изначального семиотического источника (ibid, p. 166).
Прикосновение может иметь сексуальную коннотацию, оно может быть всего лишь доказательством существования или средством формирования Я-кож и (A nzieu, 1987а). Запрет на прикосновение способствует установлению различия между уровнями организации реальности, которые остаются спутанными в первично тактильном переживании тела (Anzieu, 1987а). Эти уровни организации реальности могут быть описаны следующим образом:
• Ваше тело отличается от тел других людей.
• Пространство не зависит от объектов, его населяющих.
• Одушевленные объекты ведут себя иначе, нежели неодушевленные.
Можно выделить две структуры тактильного опыта: контакт посредством объятий, покрывающий большую поверхность кожи и характеризующийся давлением, теплом или холодом, нормальностью или болезненностью, кинестетическими и вестибулярными ощущениями, контакт, включающий в себя фантазию о коже в целом; наконец, прикосновение рукой, контакт кожа к коже, считающийся нейтральным, эрогенным или ожесточенным. Оба запрета на прикосновение направлены по отдельности к каждой из этих структур.