– Зачем тебе? В зоопарке хоть живой будешь, а так-то не вернуть обратно! И если тебя анатомы не искромсают, то куда я потом тушу твою огромную дену?

– Одна голова, Баба, хорошо, а две головы – лучше, особенно если обе они твои, и от тебя не отрубленные. Не тупи! Я ж не совсем помирать собираюсь. Так, небольшой анабиозик организуем – поваляться, отдохнуть. Хоронить меня несподручно: яму замучатся копать, выбросят на свалку. Проснусь – улечу себе спокойненько.

– А если не проснёшься? – беспокоилась Баба.

– А если не проснусь, то хуже, чем сейчас, мне точно не будет. Всю жизнь в зоопарке какать у всех на виду – лучше уж анабиоз!

– Неправда! Ты не пожил ещё, драконят не наплодил, некому будет по тебе ни заплакать, ни помянуть добрым словом. По мне вон целая община на поминки собирается жрать, пить, гармошки рвать! А поживёшь в зоопарке – звездой станешь, люди будут тебя знать, – пыталась уговорить его жить Баба.

– Ага. И когда я помру лет через «цать» от тоски, в газетах ваших заголовки будут во всю полосу: «Умер вчера рыжеглазый Дракон!» И придут меня хоронить, и цветов мне принесут, и игрушки будут детям потом вырезать: трёхшеий дракон с одной головой.

Баба уже было подумала, что Дракон повёлся, смирился. Обманулась Баба.

– Ты, правда, что ль, поверила? Баба… Ну не-е-е-т, не может быть! Ты же умная, ты же настоящая! Ты бы на такое повелась сама-то? – удивился Дракон.

– Нет, конечно. Я и на поминки свои не пойду. Какая мне разница, сколько по мне заплачет, если меня нет? И пока я есть-то, всё равно, а тогда – тем более! Хотя… Представляешь, усядутся они все за длинным столом, конины нажарят, рюмки нальют, скажут: «Не чокаясь!», а тут я вся в белом заявляюсь. Весело может получиться!

– Фу-ф, а то я уж испугался, что ты перегрелась и ненароком в полную дуру обратилась! Мне абсолютно индифферентно, сколько по мне, дохлому, заплачет. Зоопарку – нет, свободе – да, пранку – тройное да!