«Фашисты тоже были принципиальными!» – вдруг ужаснулась Полина и быстро посмотрела на Верочку: не считает ли она Полину фашисткой? Верочка поймала ее взгляд, быстренько затянулась сама и сунула ей сигарету. Верочка вообще все делала быстро и резко, отчего частенько давала поводы для смеха, но только не обижалась, как Полина, и с ней всегда было легко и запросто.

– Да тут одному мало, – усмехнулась Полина и аккуратно передала сигарету Ташке.

Вот, например, курить или не курить, думала она дальше, – это личное дело каждого, тут Ольга Викторовна неправа. Курение не делает людей ни хорошими, ни плохими. И Пашка плох не потому, что он курит, а потому… Потому… Что он беспринципный, вот почему! Ему все равно! Ольга Викторовна не за то его ругает! Впрочем, может быть, это какая-то другая игра, правил которой Полина не знает?..

– Вера, знаешь, что́ я думаю?

Верочка обратилась в слух.

– Я думаю, что Второй мировой бы не было, если бы кое-кто иногда сомневался в своей правоте.

– Гитлер? – с готовностью предположила Верочка, ничуть не удивившись. Полина очень это любила в ней: та угадывала настроение и все-все понимала с первого слова.

– Да. Я тут вдруг подумала, что быть принципиальным не всегда хорошо. Что нужно иногда сомневаться. Как ты считаешь?

Верочка на секунду задумалась.

– Но как тогда узнать, что тебе делать, а чего – нет? – спросила она. – Если все время сомневаться?

«Читает мысли!» – восхитилась Полина.

– Не знаю. Я только поняла вдруг, что сомнения заставляют человека думать.

Вера пожала плечами:

– Наверное, сомневаться надо, чтобы быть добрым. А волевым людям это ни к чему.

– А нужны они, эти волевые люди? – неожиданно подумала вслух Полина и ужаснулась собственному кощунству.

– Ты говоришь как анархистка! – мягко усмехнулась Ташка. – Конечно, нужны! Кто-то же должен в этом розовом месиве сомнений принимать решения?

«Ташка не сомневается», – огорчилась Полина и начала было думать про анархистов, как вдруг что-то зашуршало. Ташка быстро бросила окурок в траву и затоптала носком кеда. Из сумрака свилась фигура и постепенно оформилась в Пашку.

– Снова-здорово! – развязно протянул он, вытаскивая сигаретную пачку из заднего кармана штанов. – Ой, и девочка-героин тут! – Полина ощетинилась и приготовилась к битве насмерть. – Неужели тоже куришь? Ай-ай-ай! Пионеры не курят!

– Очень кстати, что их больше нет, – огрызнулась Полина.

– А че ты такая злая, девочка-героин? Ты лучше объясни, что это ты сегодня устроила? Тебя всем лагерем найти не могли. Очень нам надо было полтора часа прочесывать лес. Заигралась в шпионов, а, героиня войны?

Полина от негодования не смогла подобрать таких слов, чтобы побольнее отхлестать ими наглого Пашку, и с немой мольбой обернулась к подругам. Но Ташка рассеянно улыбалась, пряча в носки своих кед трепетные взгляды, а Верочка тревожно вглядывалась в тьму на месте Пашкиного лица: она очень боялась, что кто-нибудь расскажет маме, что она курит.

Не найдя достойного ответа, Полина пульнула в Пашку самый яростный взгляд, на какой была способна, и молча зашагала к лагерю. Ноги от негодования гудели. Она старалась не шуршать сухостоем, чтобы дослушать до конца.

– Вообще-то игра была для всех, – донесся до Полины мурлыкающий Ташкин голос. – Куда же ты так спешил, Паша?

– Пацаны пивка взяли в деревне, – оживился теперь голос Пашки. – Ждем, когда все рассосутся от костра. Приходите к нам после отбоя!

Ташка кокетливо хихикнула, и Полине показалось, что она слышит, как эта несносная девчонка опять поправляет свою длиннющую гриву.

Верочка догнала ее и молча пошла рядом. Больше Полина не слушала.